– Я понимаю, что торговля сейчас плохая, Сафар мне рассказывал… Но что мне делать?

– Я не знаю, Марина, я не знаю… – залепетал тот. Голос у него был совсем детский, смешной, казалось, что он никогда не говорит всерьез, а только шутит. – Как я возьму тебя на склад? Мне не жалко, только ты тут ничего не заработаешь…

Марина допила кофе и умоляюще поглядела на него покрасневшими глазами. Что ей теперь с детьми делать? Неужели нельзя помочь?

«Совсем нет гордости», – презрительно подумала Фатиха.

– Марина, я же тебе рассказываю – за день продаем две коробки помады и немного туши. И то почти вся тушь возвращается как брак. Как я замучился с этой тушью! Египетский «Ланком», самый плохой. Два раза развинтишь – и лопается. Мне все возвращают, приходят менять целые коробки этой туши… А что я могу сделать? Даю людям поменять на такую же тушь, и они сидят здесь, проверяют каждый тюбик. И тоже все лопается. У меня уже весь подвал забит этими бракованными коробками. Куда их девать? Выбросить. Деньги-то за них уже заплатили. – Он болтал быстро, не остановишь. – Одежда сейчас тоже очень плохо расходится. Весь универмаг забит одеждой, и она у них в розницу дешевле, чем у нас оптом. Я говорил – надо устроить распродажу, освободить склад. У нас только старые модели, такие теперь даже в провинции не покупают. Но меня никто не слушал! Мы так дорого заплатили за товар… Купили не из первых рук, потом еще платили на таможне, чтобы провезти контейнеры, и вот пришлось поставить такие цены…

– Гамат, – перебила его Фатиха. – Так ты теперь здесь работаешь?

– Да, с того самого дня. Ты на похоронах не была? Когда ты приехала?

– Недавно. – Фатиха закурила, старательно глядя мимо женщины. – Это ужасно, Гамат. Кто бы мог подумать…

Женщина явно ушла в свои горестные мысли и даже не прислушивалась к разговору. Фатиха теперь сама не знала, что она к ней чувствует. Ревность? Зависть? Все эти чувства стали бессмысленными. Простую женскую неприязнь, от которой путем разума не избавиться? Наконец она отыскала имя тому чувству, которое мучило ее. Это, как ни странно, была жалость, смешанная с презрением. На взгляд Фатихи, эта женщина недостойно переносила свое горе. «Я бы заперлась в доме, никого бы не видела и не слышала… – думала она. – Никто бы не вошел в тот дом, где теперь нет хозяина. Я бы нашла, как обеспечить моих детей, отдала бы их родственнице на воспитание. А потом, после траура, нашла бы убийцу и отомстила за мужа. А эта только плачет и выпрашивает работу!» Она обратилась к Гамату:

– А что говорит милиция?

– Ничего… – Тот всплеснул своими пухленькими ладошками. – Никого не могут найти.

– А откуда убийца вошел, не знают?

– Дверь была заперта изнутри. Он пролез в это окно! – Гамат показал на распахнутое окно, за которым виднелась железная лестница.

Фатиха встала, подошла к окну, выглянула. Убедилась, что человек достаточно высокого роста мог бы вскарабкаться на железную площадку под окном прямо с земли, даже не вставая ни на какое возвышение. Достаточно было бы слегка подтянуться на руках.

– Почему же на окне нет решеток? – спросила она. – Ведь это склад!

– На днях привезут решетки на все окна.