|
Взаимоотношения сознания со страхом дают ту же картину многообразных вариаций. Страх стоит за всеми симптомами, но он то шумно притязает на все сознание целиком, то так хорошо прячется, что вынуждает говорить о бессознательном страхе. Или даже о бессознательной возможности страха, если мы желаем сохранить в чистоте научно-психологическую совесть - ведь страх есть прежде всего ощущение. Вполне допустимо, что созданное культурой чувство вины также неузнаваемо как таковое, остается по большей части бессознательным или обнаруживается как недовольство, неудовлетворенность, для которых отыскивается другая мотивировка. Религии, по крайней мере, никогда не игнорировали роль чувства вины в культуре. Они даже претендуют на избавление человечества от этого чувства, именуемого ими грехом (чему я не дал соответствующей оценки в другом месте30) . По тому, как достигается это избавление в христианстве - жертвенной смертью одного человека, принимающего на себя общую вину всех - мы пришли к выводу относительно первого случая обретения этой изначальной вины, с которого берет свое начало и культура31.
Полезным, хотя и не принципиально важным, было бы разъяснение некоторых терминов, которые часто употреблялись нами слишком вольно или один вместо другого: "Сверх-Я", совесть, чувство вины, потребность в и наказании, раскаяние. Все они обозначают разные стороны одного и того же отношения. "Сверх-Я" - это открытая нами инстанция, а совесть - одна из приписываемых "Сверх-Я" функций. Совесть осуществляет надзор и суд над действиями и умыслами "Я", она действует как цензор. Чувство вины, жестокость ""Сверх-Я" - это, как и в случае суровой совести, ощущаемая "Я" слежка, контроль за напряженными взаимоотношениями стремлений "Я" и требований "Сверх-Я". Лежащий в основе всего этого отношения страх перед критической инстанцией, потребность в наказании - это проявление инстинкта ""Я", сделавшегося мазохистским под влиянием садистического "Сверх-Я". Иначе говоря, "Я" употребляет часть имеющегося у него внутреннего деструктивного влечения для установления эротической связи со "Сверх-Я". О совести можно говорить лишь после того, как доказано наличие "Сверх-Я", а сознание вины надо признать возникшим ранее, таким образом оно старше совести. В таком случае чувство вины есть непосредственное выражение страха перед внешним авторитетом, напряжения между "Я" и авторитетом. Чувство вины - прямой потомок конфликта между потребностью в любви и стремлением к удовлетворению влечений (задержка последнего создает склонность к агрессии). Взаимное наложение двух уровней чувства вины - из страха перед внешним и внутренним авторитетом - затрудняло нам понимание совести. Раскаяние - это общее обозначение реакций "Я" на чувство вины, Раскаяние содержит в почти непреобразованном виде материал ощущений страха и является само по себе наказанием, включает в себя потребность в наказании, а потому оно может быть старше совести. Столь же небесполезно было бы проследить те противоречия, которые временами вносили запутанность в наше исследование. Чувство вины было то следствием неосуществленной агрессии, то результатом агрессии как раз совершенной (по своему историческому происхождению от отцеубийства). Нами был найден выход из этого затруднения: с подключением внутреннего авторитета, "СверхЯ", отношение существенно изменилось. Ранее чувство вины совпадало с раскаянием, и мы отмечали, что раскаяние означало только реакцию на действительно совершенный акт агрессии. Затем различие между намерением и совершением агрессии утратило свою силу вследствие всеведения "Сверх-Я". Чувство вины могли теперь вызывать не только действительно совершенные акты насилия - это всем известно,- но и лишь замышляемые - таково открытие психоанализа. Несмотря на изменение психологической ситуации, конфликт двух влечений воздействует сходным образом. |
