— Пять минут спустя я буду казаться другим, но ты мне не верь.
— Хорошо, — я сняла правую перчатку, прижала ладонь к его щеке. Саванти вздрогнул, посмотрел на меня жалобно. — Мне давно не было так хорошо, Саванти.
— Вы вся светитесь, — похвалил меня буфетчик. — Вы никогда так чудесно не выглядели. Подождите минутку, — он забрал кувшин и мой стакан, удалился.
Саванти вздохнул, прижал легонько мою ладонь к своей щеке, медленно отстранился.
— Я могу спросить, что с тобой случилось? — он постучал кончиками пальцев по столу.
Я вздохнула в ответ и натянула перчатку. Помедлила, стянула её вновь, стянула вторую. Протянула обе Хлысту.
— Спасибо, Саванти.
— Это означает «нет»?
— Можешь, — возразила я. — Сегодня утром я проснулась.
Он чуть повернул голову. Ещё раз, в другую сторону. Какие у него роскошные, белые брови… И волосы, цвета воронова крыла… И нос, как у орла. В тот момент Хлыст выглядел величественно. Честно!
— Да, похоже на то, — согласился он. — Тебя не узнать, Королева. Я бы сказал, что тебя подменили. И что теперь?
Самой интересно.
— Самой интересно, — повторила я вслух. Тут вновь возник буфетчик, поставил передо мной и Саванти по маленькой рюмке. Я осторожно поднесла её к губам.
Как вкусно!
— Ваше здоровье, Светлая! — буфетчик поставил по рюмке перед каждым из студентов (те так и сидели, забыв закрыть рты). — Живите вечно!
Мы пили медленно, наслаждаясь.
— Светлая, — Саванти помрачнел, поднялся на ноги. — Уже должны расшифровать. Пошли, Королева, у тебя ведь дела.
Вот ведь свинья!
— Спасибо, — я легонько обняла буфетчика — тот вздрогнул — и прикоснулась пальцами к щеке каждого из студентов. Те выглядели так, словно при них произошло великое чудо. Всё, подумала я отчего-то. Можно идти.
Саванти мрачнел с каждым шагом; когда мы вернулись в пультовую, ассистентка (одна, где остальные?) смотрела на него с испугом.
— Желудок, — объявил Хлыст. Дал знак девице, та кивнула, что-то сказала в селектор — Ничего страшного, сейчас пройдёт. Ты к себе? — повернулся он ко мне. — Давай провожу.
Вернулся из приёмного покоя со шкатулкой, коробочкой и флаконом, отдал мне всё это. Судя по выражению лица, мыслями Хлыст был далеко отсюда.
— Заприте здесь всё, — обратился он к недоумевающим «верным слугам». — Да, я отменяю ваше дежурство сегодня ночью. Потом отработаете.
Умеет наш Хлыст сказать пакость так, что от души радуешься. Девицы взвизгнули, запрыгали и заулыбались. Будто не знают, что такое «потом отработаете». И убежали прочь, помахав мне руками на прощание.
Мы двигались молча. В Университете было пустынно; вошли по переходу в учебный корпус (охранник вытянулся в струнку, когда мы проходили мимо). Стало немного печально. Мне, во всяком случае. Ни души вокруг, эхо от щелчков каблуков об пол, а за окнами — парк. Прекрасное место. Но всё хорошее кончается.
— Хотел тебе всё это истолковать, — Хлыст помахал в воздухе стопкой «расшифровки», — но сейчас уже не уверен, что нужно. Вкратце. Когда ты пришла, то была на грани полного нервного и физического истощения. Сердце никакое, иммунная система рушится, эндокринная — скоро рухнет. Знал бы, не повёл тебя в буфет. Девицы мои сидели в реанимационной, ждали звонка.
Вот как, подумала я. Бедный Хлыст. Странно, я себя настолько развалиной не ощущала!
Остаток пути мы прошли молча. |