Сжигал погрязших в разврате правителей, прилюдно потрошил фанатичных жрецов, клавших на алтари детей, заставлял магией медленно разлагаться тела виновных в массовых бедах… в общем, был иногда судьей и палачом, когда считал нужным. Но тогда, в той жизни, я ни разу не испытывал такого искушения разорвать в клочья человека, стоящего сейчас со мной плечом к плечу. В банде Томизавы было всего двадцать три девушки. Не просто мелкая мошка… ничтожество.
В альянсе Джакко более двух тысяч девушек-сукебан, а заправляет всем Ирис Плакса — стоящая около меня высокая молодая женщина, носящая черную повязку через левый глаз. Еще у неё отсутствуют два пальца на правой руке и есть особый чехол, закрывающий правое ухо наполовину. Маскирующий утерянный кусок плоти. Плаксой её прозвали потому, что при сильных физических нагрузках из-под повязки на лице начинают бежать слезы. Например, когда она кого-нибудь забивает до смерти.
— О девчонках позаботятся, Кирью-сан, — говорит это существо, — Обо всех. Спасибо, что дал мне возможность сохранить слёзы для Томизавы. А теперь, уходи. Тут пойдет чисто женский разговор.
Бросив мимолетный взгляд на полумёртвую от ужаса Майко и её лейтенантов, я просто ухожу, не говоря ни слова. Хочется, конечно, другого… но нельзя. Мой визит сюда и так был своеобразным реверансом со стороны Плаксы, эдаким подарком. Я провел рекламную стоматологическую компанию, наглядно показывающую, почему в Аракаву ходить нельзя. Теперь же Ирис будет вбивать в своих подчиненных понимание, почему вольнодумство у сукебан смертельно опасно. То есть, по сути, тоже проводить рекламную компанию.
Все получат выгоду с этого события. Кроме Такао, наверное. Теперь он целый год будет считаться в школе князем демонов или кем-то вроде. Зато к Эне теперь не сунется никто, даже чересчур наглые одноклассники.
Живешь в Темном мире — привыкай к компромиссам. Думаю, что если появится какой-нибудь «надевший черное» герой, который начнет метелить бандитов направо и налево, то быстро возникнет тот, кто вызовет его на бой еще до того, как «герою» даст по мозгам от самого себя за избиение слабых. А затем, после поединка, защитник сирых и убогих получит несколько ударов заточкой от неизвестного злодея, ибо экологическую обстановку в Японии уважают все.
Поэтому я ухожу, оставляя за спиной тех, кто уже многократно заслужил перелом шеи.
После того, как принял Снадобье, долго и упорно расспрашивал Огавазу и деда о самом механизме выбора противника у «надевших черное», но они ничего внятного сказать не могли. Честь воина, сражение равных… общие слова. Самостоятельные изыскания увенчались большим успехом, особенно когда я провёл параллели с социальными механизмами внутри группы приматов. Ключевым значением оказался подростковый максимализм… Дети все принимают близко к сердцу.
И приматы.
Механизм работы Снадобья, помогающий организму сформироваться, работал именно на этом, поощряя примата за стремление вверх по социальной лестнице, конкуренцию. Только ли его, непонятно, но это, для ясности, я отложил в сторону. Соответственно, в эволюции и деградации тканей напрямую была «виновата» психика, что дополнительно доказывали другие механизмы. Спарринг, тренировка, наказание, самозащита — всё это вовсе не задействовало механизм деградации. Почему? Ответ был теперь ясен. Расшвырять десяток девчонок отнюдь не равно целенаправленной атаке на какого-нибудь доходягу.
Однако, в этом механизме крылись и крайне грустные для меня новости. По всем расчетам, я в свои шестнадцать лет был уже крайне близок к пику собственного развития, просто потому что моя психика была кратно более устойчивой и «старой» по сравнению не только со сверстниками, но и с большинством людей. Мне, тому, кто раньше мог стирать с лица планеты города, было крайне сложно воспринять стоящего напротив меня смертного как противника. |