Но тем не менее!
И вот, товарищ Сахарова, выясняется, что ничего то вы о Акире Кирью не знаете. И что умник сидит в какой-то подпольной норе, где шастают страшные мелкосисечные чувырлы с холодняком лютого размера — это не значит, что он тут помогает дебет с кредитом сводить или оптоволокно прокладывает. Нет, Леночка, он вон, на экранчике, стоит со своей каменной харей напротив этой лютой обезьяны, что поперек себя шире. Напротив убийцы, который расхреначил предыдущего противника. Насмерть!
Об насмерти никто с экрана не пукнул, даже карлик, только у Ленки глаза острые, она деформированный череп видела. Там каюк пациенту, однозначный. А теперь будет каюк Акире. Хотя нет, подождите, что это у него? Меч?!!
Меч — это хорошо! Меч — это классно! Руби его, Кирюша! Руби нахрен!
Она мало что не запрыгала на стуле, хлопая в ладошки. Мочите козла, товарищ Кирью!!
Этот дурак выкинул меч. Выставил его перед собой, прямо в рожу раздувающемуся от злобы убийце, а затем разжал пальцы.
Трибуны взорвались ревом, а Ленка матом. Нервным, дрожащим, срывающимся, но матом. Видимо на него приманилась та самая белокурая страшила из раздевалки, теперь одетая в нечто цивильное. Она вошла в комнату, тут же прикипев взглядом к экрану.
Как раз в этот момент широкоплечий полуголый псих, здоровый, тяжелый, весь в кровище, и рванул на страшной скорости к Акире (школьнику! Шестнадцать лет!!) стоящему в какой-то невинной, почти не боевой, стойке.
У Лены сердце упало, когда они столкну… лись? Нет. Широкий промахнулся! Проскочил мимо! Вон Кирочка стоит весь такой невозмутимый как кошачье говно возле лотка! Медленно так, пафосно оборачивается, но вроде цел, невредим!
Широкоплечий тоже обернулся, аж подскочил, вновь дёрнулся к врагу, но внезапно замер. Его уродливое лицо, искаженное в гримасе гнева, изменило выражение, а одной рукой он начал себя лапать за подбородок и шею. Оттуда текло… что? Слюни, что ли⁈
Сахарова зачарованно пялилась в экран, ругая его за не самое лучшее разрешение. Страшила с мелкими сиськами о чем-то сипела и бубнила себе под нос на каком-то матерном страшильском диалекте, которого рыжая, конечно, не знала, но тут и знать было нечего.
Из-под руки убийцы хлынуло. Это были отнюдь не слюни, это была кровь. Кровища. Кровяка. Много! Очень много.
…что?
Онемевшая девушка, приложившая руку ко рту, наблюдала, как сильный широкоплечий человек отнимает руку от шеи, демонстрируя всем желающим широкую рваную рану, идущую поперек его горла, а затем отчаянно кидается на Акиру, стоящему с всё той же надменной миной. Она видела, как её японский друг, вполне мирный и даже местами добрый парень, которого она надеялась уломать помочь исправить свой косяк, встречает своего врага чудовищным пинком в грудную клетку, одним единственным ударом, после которого широкий, упав, попросту не поднимается, а остается лежать, захлебываясь своей кровью.
«Поэтому, думаю, что в этом вопросе пойду тебе навстречу»
Человек умер, потому что ты захотела, Сахарова. Прими это и пойми. Его походя грохнул тот, кто пятнадцать минут назад разложил тебя на лавке и любовался прямо в вагинессу, оценивая кропотливую работу какой-то там машины. А затем одел как любимого хомячка. Даром что по попе не похлопал.
А потом выпил кофе и грохнул человека голыми руками. На глазах у тысяч зрителей.
Такие дела, Сахарова.
…ты еще хочешь разок попробовать кинуть Акирушку, а, рыжая?
Глава 13
Запах больших денег
Показательная казнь психопата принесла мне более шести с половиной миллионов йен. Четыреста тысяч я получил за сам бой от организаторов турнира, остальное от Конго, сделавшего удачную ставку на победу «менее чем за минуту». Еще, бонусом, было странное молчание от Сахаровой, которая всю дорогу назад поглядывала на меня, как девочка-волшебница на тентаклиевого монстра (научил Рио плохому). |