Впрочем, предупредить печальный конец было уже, скорее всего, невозможно: под натиском целого сонмища ее орущих и галдящих потомков нервы у обитателей дома расстроились вконец.

Теперь о Тальвар уль-Хаке. Двусмысленность и неопределенность положения удавкой сдавила недвижную шею бывшего главы службы безопасности. С одной стороны, он — зять Хайдара, с другой — правая рука Искандера Хараппы. После свержения Председателя Реза Хайдар подвергся немалому давлению. Служба безопасности отнюдь не пользовалась народной любовью, и Резе пришлось ее распустить. Но кое-кто жаждал крови Тальвара. В этот критический момент бывший игрок в поло и решил доказать, что верен своей клятве — быть примерным зятем — до последней буковки. Он передал Резе Хайдару втайне заведенное дело об убийстве Миира Хараппы. Из подробнейшего описания следовало, что убийство совершил Гарун Хараппа из давней ненависти к отцу. И за всей этой весьма некрасивой историей злым гением маячил не кто иной, как председатель Народного фронта, якобы терпеливо ожидавший часа отмщения, ведь некогда он произнес: «Жизнь долга!»

— Имеются доказательства, что он присваивал народные деньги, отпущенные на развитие туризма в Ансу, — докладывал Реза Хайдар генералу Туглаку, — но причастность к убийству, конечно, главный козырь. Тут ему крыть нечем. Конец Председателю.

Так предательство, совершенное Тальвар уль-Хаком из верноподданнических чувств, изменило картину. Народный фронт был не допущен к выборам, а сами выборы — отложены. Сперва на определенный срок, потом — на неопределенный, потом о них и вовсе забыли, а когда вспомнили, решили отказаться от выборов вообще. Это в ту пору сокращение ГЧПК — Глава Чрезвычайного Переходного Комитета — стало трактоваться по-иному. Народ всегда зрит в корень: «Громче чихай на постановления и клятвы». Ведь в памяти людей еще не стерлись телекадры: правая рука Хайдара покоится на Писании.

Председателя Хараппу перевели из дома отдыха в лахорскую тюрьму и посадили в одиночную камеру. Его мучила малярия, донимали кишечные расстройства. Не раз изводил его и свирепый грипп. Начали выпадать зубы. Он потерял в весе (и не только в общественном). Нетрудно заметить, что и Омар-Хайам, старинный собутыльник Хараппы и непременный спутник во всех похождениях, тоже начал сбрасывать вес в это же время — под благотворным влиянием огне-поклонницы-няньки.

Судил Хараппу Верховный суд, заседал он в Лахоре и состоял из пяти пенджабцев. А Хараппа, если помните, был родом из усадьбы Мохенджо, что в краю Синд. Главным в обвинении были показания бывшего начальника службы безопасности Тальвар уль-Хака. Подсудимый в свою очередь обвинил Тальвара в клевете: тот, дескать, пытается спасти собственную шкуру. Не удержавшись, Искандер даже один раз чертыхнулся, за что судьи строго выговорили ему.

— Простите, я немного не в себе, — извинился подсудимый.

— Нас это не касается,—ответил председатель суда. Тут-то Искандер и сорвался.

— Хватит с меня! — закричал он. — Сколько можно оскорблять и унижать!

Председатель суда приказал полицейским вывести его, «пока не придет в себя». А другой судья бросил:

— И с нас хватит его истерик. Он что, забыл, что уже не премьер министр?! Терпеть его фокусы мы больше не будем!

Все эти слова запечатлены в протоколе.

Процесс длился полгода, Искандера Хараппу и отсутствующего Гаруна Хараппу приговорили к смертной казни через повешение. Искандера сразу же перевели в камеру смертников при лахорскои тюрьме. Для обжалования приговора ему дали неделю вместо положенного месяца.

Искандер заявил:

— Бессмысленно искать справедливости там, где ее нет.