Тому же, кто первым добежит до последних ворот, провозглашается великий почет, а также его матери, сэтарийсу или тэтарейси. Победитель тут же на песке закалывает жертвенного барана, кровь его отдают озеру, мясо готовят и съедают сообща, а шкуру сдирают и окровавленную вешают на плечи юноши. Ему дают рогатину, сажают на лошадь, барана или свинью и везут по деревне, причем рогатиной он пытается уколоть стоящих у дороги девушек и молодок в бедра, поясницу или ягодицы. Девушки, впрочем, очень этим довольны и не разбегаются, а напротив, сами выскакивают на дорогу, лишь бы попасть под рогатину, так как ее прикосновение сулит легкие роды.

Не знаю, должен ли этот обряд умилостивить духов озера или духов болот, а может, тех и других, но ясно, что лишь грубая нечувствительность натур этих людей да, может быть, то бедственное положение, в котором они находятся, могло привести к его возникновению. К сожалению, сам этот обряд и подобные ему лишь усиливают дикость и невежество, царящие в деревнях, и отнимают у несчастных людей последнюю надежду на достойную жизнь. В самом деле, все надежды человеческого рода заключены в детях, а какими могут вырасти дети, если они созерцали подобное непотребство каждый год на протяжении того нежного возраста, в котором…»

— Ну дальше уже не так интересно, — сказал Сурви, откладывая свиток. — Но батюшке, помнится, эта история нравилась, он считал ее весьма поучительной, и каждый раз, приводя нас сюда, заставлял перечитывать, а потом говорил о том, сколь многое изменилось здесь за последние годы и сколь многое еще нужно изменить. Ну, а вы, господин Андрет, тоже находите ее поучительной, или как человек городской и образованный придерживаетесь мнения Королевского Картографа?

— Право не знаю, — пробубнил Андрет. — Честно говоря, я совершенно не разбираюсь в подобных вещах. А вам, господин Осви, не приходилось что-нибудь слышать об описанном обряде?

— Нет, право же, нет, — затряс головой Осви.

— А что такое… э-э-э… — Андрет подвинул к себе свиток. — что такое «сэ-та-ри-й-су» и «тэ-та-рей-си»?

— Знать не знаю, — отозвался Осви.

— И я тоже, — печально добавил Сурви. — Надо же, совсем забыл об этих словах, хотя теперь вспоминаю, что в детстве они меня также очень занимали. Но сколько я ни спрашивал… Возможно, они что-то значат на языке Королевства? Надо будет посмотреть в Университетской библиотеке, когда вернусь в Кларетту.

Что ж, больше спрашивать не о чем, и Андрет распрощался с Осви. Сурви вышел вместе с ним — он торопился вернуться к отцу и обещал рассказать тому последние новости о поисках Андрета.

«Хорошо хоть я этого не услышу! — думал незадачливый сыщик. — О чем тут рассказывать-то? Позор один!»

Фигурка Дея все же поймала какой-то ветерок и теперь раскачивалась, словно на качелях, и скалила зубы, одаривая гостей Храма насмешливой ухмылкой. Любо-дорого, мол, смотреть на вас, голубчиков. Болтаете что ни попадя, а сами хоть понимаете, что городите?

«Ней — Дей? — подумал Андрет и сам себе поразился. — Вот уж придумал в самом деле… Долго думал, старался! Надо срочно искать парня, а то я совсем свихнусь!»

И он поспешно зашагал вверх по склону холма, к трактиру.

11

До вечера было еще далеко, и Андрет обосновался в «Болтливой рыбе» — пил молодое вино, жевал лепешки, макая их в соленый рыбный соус, и думал о своем. Точнее пытался думать о Нее, но по большей части почему-то воображал себе, как Ксанта переодевается наверху в своей комнате.