Когда прозвучало это «имперского двора», рейхсмаршал вдруг почувствовал, как на спине у него, между лопатками, проступает липкий пот. Вот теперь он действительно ощутил себя в шкуре заговорщика, который рвется к власти за спиной у патрона. Но самое страшное, что при этом Геринг понял, насколько он все еще не готов к роли ни заговорщика, ни тем более — фюрера.

— Известно, — продолжал тем временем генерал Коллер, — что Гитлер сам отдал приказ о перенесении своей ставки в «Бергхоф», а военной канцелярии — в Берхтесгаден, намереваясь выехать вслед за ними. Но затем почему-то изменил свое решение и 20 апреля объявил по одному из запасных радиопередатчиков — основной, замечу, вышел из строя, — что он «намерен оставаться в Берлине до конца, чего бы ему это ни стоило».

— Именно так оно и было, — нервно потер руку об руку Геринг, ощущая, как предательски они потеют и липнут.

— Так вот, — ехидно осклабился генерал, — уже сегодня он поймет, что, прежде всего, это стоило ему власти.

— Согласен, согласен, это важные детали, — признал Геринг, понимая, что по существу генерал уже подсказывает ему мотивацию, с которой он должен предстать перед англо-американцами, а также перед людьми, коих собирается привлечь к работе в своем правительстве. — Однако вернемся к чиновникам, оказавшимся в Берхтесгадене.

— Прибыл также ваш адъютант-порученец полковник Берндт фон Браухич.

— Да, он уже здесь? Почему до сих пор не доложил о своем прибытии?

— Простим ему этот проступок, рейхсмаршал, списав на его усталость. И потом, знаете ли, не время. В сложившейся ситуации полковник фон Браухич — тоже довольно приметная личность.

— Только потому, что приходится сыном популярному в Германии и известному на Западе фельдмаршалу фон Браухичу, — проворчал Геринг, всегда ревниво воспринимавший сообщение об известности своего адъютанта на Западе.

— Однако мы и это обстоятельство тоже будем учитывать. Словом, как только последует ваш приказ о создании правительства, мы протрубим всеобщий сбор и получим столько людей, сколько нам понадобится.

14

Конец января 1945 года. Германия.

Баварские Альпы, Охотничий замок Вальхкофен на берегу озера Вальхензее.

Прощание с Альбиной. Крайдер было недолгим и происходило без особых сантиментов. Взглянув на его озабоченное лицо, Фюрер-Ева сразу же поняла, что Скорцени нужно улетать, поэтому не стала ни сокрушаться, ни выяснять у него, какими он представляет себе их дальнейшие отношения.

Затолкав, без всяких лишних слов, мужчину в постель, женщина раздела его ровно настолько, насколько следовало его раздеть, чтобы испытать радость обладания своим «диверсионным Скорцени». И даже когда сексуальный экстаз развеялся, она, опустившись у кровати на колени, еще какое-то время благоговейно обнимала его тело, словно рабыня — тело своего уставшего от любовных утех повелителя.

Это была искренняя, воистину рабская преданность своему мужчине, своему повелителю. И Скорцени впервые подумал о том, что ведь, в сущности, в Альбине Крайдер умирает почти идеальная жена: чувственная, сексуальная, отзывчивая, преданная.

«Так, может быть, именно такой женщины и не хватает сейчас фюреру? — задался вопросом Скорцени. — Причем именно сейчас, когда он уже не на вершине славы и успеха, когда и начатое им. дело, и военные успехи, здоровье, сама жизнь — все летит под откос.

А что, если взять и предложить Гитлеру Альбину Крайдер? Не как лже-Еву, а просто как женщину, достаточно подготовленную для того, чтобы полноценно заменить Еву Браун, к которой он уже давно и явно охладел.