– Патологоанатом молодая, неопытная женщина, только три года назад мединститут закончила, минус декретный отпуск. У неё ребенок, а у ребенка сейчас зубки режутся, он кричит, ребеночек, ночами спать не дает. Громова вся в себе, в проблемах своей личной жизни. Короче, верить её выводам я не могу.

– И все-таки ты хоть что-то себе уяснил?

Леднев поднялся на ноги. Мельников тоже встал и отбросил окурок к строительному забору.

– Елену Викторовну нашли в машине, сидящую за рулем. Понимаешь, сидящую? Значит, трупные пятна должны находиться на её ягодицах и задней поверхности бедер. Трупные пятна проступают спустя четыре – шесть часов после наступления смерти. А сколько времени Елена Викторовна находилась в этой машине? Может, час, может, три, может, с вечера предыдущего. Машину патруль ГАИ обнаружил в пять сорок пять утра. Около двух часов с минутами занял осмотр места происшествия, переговоры по рации с городским ГАИ. Ждали следователя, делали фотоснимки, составляли протокол. Значит, как минимум ещё часа полтора. За это время положение тела милиционеры не меняли. Тело оставалось на водительском месте, спина в вертикальном положении, голова откинута назад. В любом случае, трупные пятна должны проявиться именно на ягодицах и внутренней поверхности бедер. А пятен там нет.

– Ты хочешь сказать… – Леднев закашлялся.

– Я хочу сказать: трупных пятен на ягодицах нет. Вот и все, – Мельников развел руки в стороны.

– Значит…

– Я говорю, на ягодицах нет пятен. Трупные пятна – на лопатках.

Ира любила театральную Москву. Желая ей угодить, не показаться в глазах девушки провинциальным жлобом, сознательно ограничившим свой мир лишь денежными интересами, он доставал билеты на все заметные московские спектакли, на постановки заезжих трупп. Денисов взял за правило никогда категорично не оценивать при Ирине тот или иной спектакль, выслушать сперва её мнение, а уж потом добавить что-нибудь от себя, какую-нибудь умную многоярусную фразу. «Да, постановка интересная, по-своему, конечно, но режиссер сознательно замыкается в им же нарисованном круге. Он псевдоэстетичен», – говорил он. Как хочешь, так и понимай эти слова. Ни «да», ни «нет», ни плохо, ни хорошо. Все эти режиссеры стараются казаться умнее и талантливее, чем они есть на самом деле. А он чем хуже? Дураком выглядеть тоже не хочется. В минуты своих рассуждений Денисов чувствовал благосклонное внимание Ирины. А про себя думал: «Очередная хренота. Пыжатся, пыжатся. Вешают на уши дерьмо собачье».

Денисов прошелся до театрального подъезда и обратно до угла здания. Летний вечер увядал на глазах, публики на площадке перед входом в театр заметно прибавилось, а новые люди все подходили и подходили. Боясь проглядеть Ирину в этом скоплении народа, Денисов приблизился к толпе и застыл перед афишей, как солдат на посту. Мимо проходили люди, женщины с интересом, почти нескрываемым, поглядывали на него, обдавали ароматом дорогих и не очень дорогих духов и шли дальше.

– Какими судьбами?

Денисов повернул голову на знакомый голос. Перед ним стоял, обнажая в улыбке все тридцать два зуба, старый знакомый, председатель реабилитационного центра инвалидов «Восход» Михаил Александрович Сычев. Он протянул Денисову для рукопожатия огромную красную ладонь с короткими пальцами.

Пожимая руку знакомого, Денисов разглядел рядом с Сычевым миниатюрную блондинку, которая, казалось, могла поместиться в кармане Михаила Александровича. Изображая на лице любезность и приятное удивление, Денисов низко наклонился и поцеловал поднятую слишком высоко, явно не для пожатия, руку блондинки и произнес первый пришедший в голову комплимент, весьма двусмысленный.