В связи с этим, мы просим суд оглашать письменные доказательства приобщенные судом к делу, не более 6 часов в день с двумя перерывами, кроме того, просим суд оглашать доказательства громко и внятно, чтобы сторона истцов не пропустила ни одной буквы, могущей иметь значение для наших последующих объяснений по этим доказательствам».
У адвокатов ответчиков вытянулись физиономии – эти выдающиеся юристы, привыкшие помыкать судьями в заказных процессах, просто забыли, что закон требует от судьи, прежде чем опереться на письменное ходатайство, громко прочесть его в зале суда и заслушать замечания сторон. И теперь нашей судье надо было прочесть в зале все те книги, которые с энтузиазмом притащили Резник с Бинецким!
Эти светила начали кричать, что мы хотим затянуть суд, но причем тут мы? Разве это мы просили суд приобщить эту макулатуру к делу? Это Резник с Бинецким убедили суд в этом. Разве мы требуем суд огласить до буквы то, что написано в этой макулатуре? Это закон требует, и мы не виноваты, что Резник с Бинецким этого закона не знают.
Я любезно предложил судье выход из положения: «В связи с тем, что истцы уменьшили исковые требования, просим суд переоценить относимость доказательств, и те доказательства, которые перестали относится к обстоятельствам, подлежащим доказыванию оставшейся части иска, исключить из дела».
Судья сделала вид, что не услышала, но было видно, что она растерялась. Она начала имитировать оглашение письменных доказательств пересказом документов, начала утверждать, что давала нам время ознакомиться с дисками, даже повернула экран от себя к нам, чтобы мы могли видеть листаемые файлы, и еще любезно и поинтересовалась, хорошо ли нам видно?
Я возмутился – а зачем это нам? Это ведь не мы будем выносить решение по делу, это судья, прежде всего, для себя должна огласить эти доказательства, а уж потом и мы должны их услышать.
Начался бардак. Судья сначала разрешила Резнику выйти по нужде, а потом разрешила всем желающим, стороны вышли из зала и я тоже выкурил пару сигарет на улице и вернулся в зал только тогда, когда из компьютера уже вынимали второй диск. Вернулся и потребовал занести в протокол, что доказательства ответчиков, приобщенные к делу, не оглашались и не исследовались. Жура заявил, что информация на дисках не оглашалась потому, что суд хотел скрыть компрометирующую доказательства ответчиков информацию, находящуюся на этих дисках.
К примеру, некий Снегов числится в двух списках, на которых есть резолюция Сталина «расстрелять». Между тем, он пережил и Сталина, и Хрущева. После этого Жура вытащил ходатайство – раз суд приобщил к делу эти письменные доказательства ответчиков, то он просит суд затребовать в архивах следующие дела (штук 40) для опровержения всех доказательств ответчиков.
И тут судья отказала Журе так, что у знаменитых адвокатов снова вытянулись физиономии: она заявила, что не будет удовлетворять ходатайство Журы потому, что запрашиваемые им доказательства не относятся к предмету иска! А это означало, что и вся та макулатура, которую два дня таскали в дело Резник с Бинецким, теперь тоже не относится к предмету иска и судья не может опереться на нее в своем решении.
Я не знаю, чем она на самом деле будет мотивировать свое решение, но, исходя из этого ее отказа Журе, не теми доказательствами, на которые надеялись Резник с Бинецким. Ну, титаны мысли! Ну, светила адвокатуры!
Суд над Сталиным: кто такие антисталинисты?
Юрий Мухин 16.10.2009
Г. Резник в своем интервью РИА «Новости» сказал: «Истцы использовали процесс как трибуну своих сталинистских взглядов. Сталин умер, но сталинщина жива!», - и я не буду с ним спорить. Хотя, положа руку на сердце, мы все время старались повернуть процесс так, чтобы он шел о деле – о фактах по заявленным требованиям. И это ответчики весь суд мололи языком «вооще» об ужасах сталинизма. |