— Джорам, прошу вас, успокойтесь! — сказал лорд Самуэлс — Подумайте! В этом деле еще очень многое непонятно...

Но Джорам уже ничего не видел и не слышал. Его голова кружилась и раскалывалась от боли. Он вцепился себе в волосы и принялся яростно вырвать их.

Лорд Самуэлс увидел, что юноша с безумным взглядом рвет на себе волосы, и попытался успокоить его. Он положил руку на плечо Джораму, но тот с диким криком оттолкнул лорда Самуэлса, едва не сбив его с ног.

— Жалейте! — задыхаясь, крикнул Джорам. — Да, жалейте меня! Я... Я — никто! — Он снова обхватил голову руками и вырвал еще клок волос. — Обман! Все обман! Мертвый... смерть...

Он повернулся и, покачиваясь и спотыкаясь, побрел к выходу из комнаты, вслепую нащупывая дверь.

— Дверь не откроется, молодой человек. Я запер ее заклинанием. Вы должны остаться и выслушать меня! Еще не все потеряно! Почему Дуук-тсарит так заинтересовались этим делом? Давайте разберемся, выясним все до конца... — Лорд Самуэлс шагнул вперед, подумывая, не наложить ли заклинание и на самого Джорама.

Джорам не обращал на него внимания. Добравшись до двери, он попытался открыть ее, но, как и сказал лорд Самуэлс, дверь была заперта заклинанием. Джорам не смог даже дотронуться до двери — его остановила невидимая магическая преграда. Юноша ударился о преграду в бессильной ярости. Он ни о чем не мог сейчас думать — ему хотелось только убраться из этой комнаты, где он медленно задыхался. Поэтому Джорам вынул из спрятанных под плащом ножен Темный Меч и обрушил его на дверь.

Темный Меч словно почувствовал, что настало его время. В металлическом теле клинка запульсировал огонь, горевший в душе Джорама, и меч начал втягивать в себя магию. Заклинание, наложенное на дверь, разлетелось в то же мгновение, когда сама дверь разлетелась под ударом меча. Телдара пронзительно закричала. Лорд Самуэлс смотрел на Джорама с удивлением и испугом. И вскоре почувствовал, что слабеет, — из его тела вытекала Жизненная сила. Темному камню все равно, откуда тянуть магию. А кузнец, создавший Темный Меч, еще не полностью познал его могущество и не очень понимал, как его использовать. Темный Меч вытягивал магию из всех и всего вокруг, и его могущество усиливалось. Металл клинка начал светиться странным голубовато-белым светом и озарял комнату, хотя магические светильники и волшебный огонь в камине погасли.

Лорд Самуэлс не мог пошевелиться. Его тело стало тяжелым и непослушным, словно чужим — как будто он вдруг оказался в телесной оболочке другого человека и не знал, как с ней управляться. Он в ужасе смотрел на Джорама, не понимая, что происходит, и ничего не мог с этим поделать.

Дверь разбилась в щепки и рухнула к ногам Джорама. По другую сторону двери, озаренная голубоватым сиянием меча, стояла Гвендолин.

Она подслушивала, прижав ухо к двери. Сердце девушки сжималось от сладостных, чудесных фантазий, она придумывала, как получше притвориться удивленной, когда Джорам выйдет и сообщит радостные новости. Но чудесные фантазии развеивались одна за другой, превращаясь в чудовищные, демонические видения. Окаменевшие младенцы, несчастная мать, прижимающая к сердцу холодное, застывшее тельце мертвого ребенка, темные тайны Дуук-тсарит, Анджа, которая скрывается в ночи, унося похищенное чужое дитя...

Гвендолин отпрянула от закрытой и запертой заклинанием двери и зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Те ужасы, о которых она услышала, затопили ее душу, словно черные воды быстро поднимающегося потока. Всю жизнь дочь лорда Самуэлса прожила в блаженном неведении, под заботливой защитой и охраной, и потому лишь отчасти понимала то, что касалось рождения детей, — при ней эти вопросы никогда не обсуждали. Но женская сущность в ее душе откликнулась, тысячелетние инстинкты заставили ее содрогнуться от разделенной боли и сочувствия. Гвендолин почувствовала одиночество, скорбь и горе Анджи, она сумела понять даже безумие несчастной матери, потерявшей дитя.