С разрешения экспертов Ларри взобрался на груду мешков, чтобы взглянуть на ее лицо. Луиза была хорошенькой, с намечавшимся вторым подбородком, с красивыми широкими скулами. На ее темных волосах отражался яркий свет. Работая в ночную смену, она обильно пользовалась косметикой, старательно подводила большие карие глаза. У шеи была видна линия, где кончались румяна и начиналась природная бледность. Она была одной из тех итальянских красоток — Ларри знал многих, — которые после тридцати лет расплываются, но продолжают считать себя соблазнительными.

«Луиза, теперь ты моя девушка. Я о тебе позабочусь».

Наверху Ларри пошел искать Грира, чтобы выяснить, можно ли привлечь Мюриэл к этому делу. По пути остановился у стола, где молодой эксперт по фамилии Браун составлял опись вещей, выпавших из сумочки Луизы возле двери.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил он.

— Записная книжка с адресами.

Браун, поскольку был в перчатках, стал перелистывать для Старчека страницы.

— Красивый почерк, — заметил Ларри.

Кроме записной книжки, там были обычные вещи: ключи от дома, квитанции, мятные леденцы. Браун указал на лежавшие под обложкой записной книжки два смазанных презерватива в такой же темно-бордовой упаковке, какая была у нее в трусиках. «Что это означает, — подумал Ларри, — кроме того, что Луиза жила не монашкой? Может быть, убийца нашел их в сумочке, когда искал бумажник, и возбудился?»

Однако им не восстановить в точности все события. Ларри давно это знал. Прошлое есть прошлое, всегда ускользает. Не помогает и самая лучшая экспертиза. Значения это не имело. Но из прошлого получено сообщение: погибли трое. Без достоинства. В ужасе. И какой-то жестокий подонок всякий раз наслаждался своей властью, нажимая на спуск.

Встав у места, где была убита Луиза, Ларри закрыл глаза, чтобы еще раз установить связь с потусторонним миром. Он был уверен, что где-то, может быть, неподалеку некий человек ощущает мучительный трепет в сердце.

— Иду по твоим пятам, мразь, — сказал ему Ларри.

4 мая 2001 года

Бывшая судья

— Добрый день, судья, — сказал он и протянул для пожатия руку. Прозвучало это фальшиво. Даже до скандального случая с ней он вряд ли обратился бы к ней «судья» в разговоре с глазу на глаз.

— Лучше Джиллиан, Артур.

— Извини.

— Это звучит неприятно.

Она загасила сигарету, подумав только теперь, что его беспокоит дым. Когда она была судьей, никто никогда не выказывал недовольства тем, что она курит. Дымить при людях было ее привилегией.

В свое время Джиллиан прошла путь от обвинителя до судьи, а потом до заключенной. Это был крайний случай, но ее причудливая стезя отражала природу юридического сообщества, весьма напоминающего труппу репертуарного театра, где каждый способен подставить другому ножку. Обвинитель, которому адвокат противостоял на суде, мог вдруг оказаться судьей. А потом, в частной практике, переманивать его клиентов еще лет десять. Соперничества и дружеские союзы со временем крепли или распадались, однако все успехи и провалы сохранялись в памяти сообщества.

Понимая все это, Джиллиан тем не менее сочла случай, вновь сведший ее с унылым, беспокойным, невысоким Артуром Рейвеном, не сулящим ничего хорошего. Тринадцать лет назад, пробыв год на судейской должности, Джиллиан получила назначение в уголовный суд для рассмотрения незначительных дел.