Эрно даже в голову не приходило, что я могу проговориться о нем. Он счел, что я увлекся Луизой. Но подумать не мог, что я раскрою этот секрет кому-то чужому.
Эрно был вспыльчивым. Весь побагровел, глаза стали как блюдца. Видно было, что он готов на убийство. Всерьез. Только прикончить он хотел не Луизу. Меня. Будь у него в руке пистолет, точно всадил бы мне пулю в лоб. Но пистолета у него не было. Пока. Он просто напустился на нас обоих, начал орать, ругаться, Гас подошел и говорит ему, чтобы он убирался из ресторана, а Эрно и ухом не повел. Ну, вскоре Гас вернулся с пистолетом.
Потом все почти так и было, как мой дядя рассказывал в суде. Эрно сказал Гасу, что он ни в кого не выстрелит, а Луиза выхватила пистолет у него из руки, и Эрно стал вырывать у нее оружие. Не думаю, что выстрел произошел случайно. Мне показалось, что она больше не держалась за пистолет. Но все произошло очень быстро. Бах! Так громко, что весь ресторан как будто еще пять минут содрогался. А Луиза смотрит на отверстие прямо посередке туловища, и оттуда дым, дым поднимается, словно от сигареты. Несколько секунд никто из нас не знал, что делать, все стояли и смотрели на нее, так это было необычно.
Наконец Гас сорвался с места и пошел к телефону. Эрно велел ему остановиться, но он не послушался, и Эрно спокойно застрелил его.
— А ты? — спросил Ларри Коллинза.
— Я?
— Что ты делал?
— Начальник, я слышал всевозможные угрозы и базары, но, честно говоря, ни разу не видел, чтобы стреляли в кого-то. Это была жуть. Сплошная жуть. Поначалу у меня была только одна мысль: «Как заставить его сделать обратный шаг?» Безумие какое-то. Я никак не мог поверить, что это непоправимо. Казалось, все должно вдруг прийти в норму. Только потом до меня дошло, что этого не случится.
Когда Эрно застрелил Гаса, я расплакался, а дядя начал кричать: «Кто виноват в этом, Коллинз? Кто?» Тут я решил, что настал мой черед, даже стал смотреть в окна, твердил себе, что прозвучало уже два выстрела, кто-то должен услышать и вызвать полицию. Но уже настало Четвертое июля, все могли подумать, что это фейерверк.
Потом Эрно увидел последнего. Прятавшегося. Залез, бедняга, под стол. Эрно навел на него пистолет и повел к морозильнику. Потом я услышал выстрел. Почему-то он прозвучал не так, как два первые. Что-то в нем было хуже. Для Эрно тоже. Когда он поднялся и взглянул на меня, весь его гнев улегся. Он просто сидел там, опустошенный, и говорил мне, что делать. Мы хотели представить случившееся ограблением. «Убери это». «Подотри то». Я все выполнял.
— Он угрожал вам? — спросила Мюриэл.
— Пистолет был все еще у него в руке, если вы это имеете в виду. Но при таком его виде я больше не думал, что он застрелит меня. Честно говоря, ему, наверно, в голову не приходило, что я могу ослушаться, поскольку мне тоже не приходило. Мы же были родными, — сказал Коллинз. Умолк и тяжело вздохнул при этой мысли.
— И тела вниз стаскивал ты? — спросил Ларри.
— Да. При этом все время плакал. — Коллинз повернулся к нему. — Думаешь о тех следах ног?
— Думаю.
Эксперты сравнивали обувь Пола Джадсона с отпечатками подошв в кровавых полосах, оставленных телами.
— Когда я вышел наверх в последний раз, Эрно увидел, что мои туфли пропитались кровью. И сказал: «В них нельзя выходить на улицу. Спустись, посмотри, обувь кого из убитых подойдет тебе». Тут я впервые возразил ему: «Не стану я надевать их обувь». Можете представить? Мы спорили из-за этого какое-то время. Но в конце концов я повиновался, как и раньше.
Коллинз указал на Ларри пальцем.
— Осмотри те туфли, что были на третьем, на бизнесмене. Превосходные, жемчужно-серые, без шнуровки. |