Часто возвращаясь мысленно к единственному разговору с Ферганцем, Шубарин вспомнил свое письмо, некогда адресованное Камалову в прокуратуру, где он беспощадно сдал многих "математиков", бизнесменов, делающих деньги из воздуха, а точнее разворовывая государство и заставляя граждан платить баснословные деньги за десятикратно перепродаваемый товар. Он тогда указал адреса многих фиктивных фирм, наподобие тех, что на днях упомянули друзья Талиба, куда он бесконтрольно должен был перегонять крупные суммы. Тогда еще существовала единое государство и Прокуратура СССР имела силу, хотя стараниями новых политиков следственный аппарат разваливали повсюду, на радость преступному миру, а может, даже по его заказу, особенно в самой столице державы, но Камалов письмом воспользовался толково, оперативно. Многие ходы и лазейки перекрыли казнокрадам, особенно в балтийских портах, многие высокопоставленные взяточники оказались за решеткой. Идя на подобный шаг, Шубарин не мог не понимать, чем рискует, наверное, догадывался об этом и Камалов, возможно, он рассчитывал, что анонимный патриот объявится или поможет еще, ведь результат по письму оказался весомым… Шубарин тогда поначалу испытывал удовлетворение от того, что сообщил прокуратуре о том, как разворовывают Отечество. Но та операция, ее результаты оказались песчинкой в Сахаре, каплей в Байкале по сравнению с тем грабежом, что набирал силу день ото дня. Тащили за кордон за бесценок все и вся, и даже тот валютный мизер, что причитался стране, оставался за рубежом на личных счетах: сеяли, пахали, добывали нефть, газ, металл миллионы людей, а получали за него деньги единицы при голых прилавках для тех, кто работал день и ночь.

В Мюнхене в отеле "Риц" он дал согласие хлопковому Наполеону на возврат валюты с зарубежных счетов партии на родину, в его банк, только по одной причине — ему было жаль своего патрона, некогда давшего ему подняться, а если высокопарнее — реализовать в себе талант инженера, предпринимателя. Его отказ мог стоить бывшему секретарю обкома жизни, спецслужбы безжалостнее уголовников, у них тоже волчьи законы. Он никогда не оставлял друзей в беде, такова была его натура. Но после отъезда хлопкового Наполеона из Мюнхена он постоянно возвращался к разговору в отеле "Риц", понимая, в какую авантюру неожиданно втянулся и чем рискует. В случае какой-то утечки информации потерей банка — точно, а банк был целью его жизни, мечтой. Как банкир, он знал, как изменить мир вокруг себя. Что мир преобразуют капиталы, он впитал это с молоком матери, получил генетически от прадеда, деда, отца. Возвращаясь к разговору в уютном номере за чашкой зеленого китайского чая после плотного обеда в "золотом зале" русского ресторана, Шубарин жалел, что не записал этот разговор на диктофон, а он ведь был с собой в машине.