Глубочайшее унижение и ярость владели Джулией, пока она продолжала сидеть с опущенной головой, покраснев до корней волос. Когда способность воспринимать окружающее вернулась к ней, она заметила предостерегающий взгляд Элии и решительно попыталась восстановить самообладание. Благодаря усвоенной с детства дисциплине ей это удалось, но смятение в ее мыслях продолжалось. Неудивительно, с горечью подумала она, что Эгид согласился приехать на конференцию. Он с полным основанием мог думать, что теперь она знает его имя, хотя бы из выпусков новостей. Должно быть, он считает, что она сама настаивала на встрече и предложила условия мирного договора. Теперь его распирает от гордости при мысли о том, что умелая работа, проделанная на Сайрилле, принесла богатые плоды. Джулия с яростью подумала, что он судит о ней по собственным меркам и думает, будто она готова поступиться принципами ради удовлетворения своих прихотей. Новая горячая волна унижения захлестнула ее, когда она поняла, что Эгид может испытывать к ней нечто вроде снисходительного презрения. В этот момент она ненавидела и строгие принципы амазонок, оставившие ее безоружной перед его уловками.

Несмотря на весь ужас ситуации, существовал еще и один приятный момент. Ей не придется снова встречаться с Эгидом. Убийцы непростительно медлили, но скоро они нанесут удар. Он умрет, так и не узнав о своей ошибке, в полной уверенности, что мирный план принадлежит Джулии из-за ее любви к нему! Нет, если он умрет сейчас, то она тоже умрет от гнева и стыда.

Она наблюдала за двумя х'вани, и в каждом их движении ей чудилась бесстыдная чванливость и самоуверенность. Они ехали как победители, готовые принять мир, которого она не предлагала. Джулия поняла, что должна убить Эгида собственными руками, иначе она больше никогда не сможет уважать себя.

Процессия уже приблизилась к городским воротам. Джулия изнывала от нетерпения: неужели ее замысел потерпел неудачу! С высоких белых стен грянули трубы, и почетный эскорт потянулся по центральной улице к дворцу. Джулия, до последнего момента ожидавшая увидеть вспышки выстрелов, начала понимать, что ее новая надежда может сбыться. Что-то помешало убийцам выполнить полученное задание. Теперь, на запруженных народом улицах, было уже слишком поздно что-либо предпринимать.

Джулия вглядывалась в экран, забыв обо всем на свете. Она не знала, что Элия внимательно следит за ней, а огромные сияющие глаза посланца с Дуннара изучают ее лицо с печальным, почти скорбным выражением.

Джулия остановилась перед входом в зал совета, поправила ллара, сидевшего у нее на плече, и набрала в грудь побольше воздуха.

– Все будет хорошо, – прошептала Элия за ее спиной. – Иди же!

Звук знакомого голоса был восхитительно успокаивающим. Джулия натянуто улыбнулась, перебросила плащ через плечо и вошла в сводчатый проем. Трубы возвестили о ее появлении.

Участники переговоров поднялись со своих мест вокруг белого стола в центре комнаты. Джулия не различала отдельных лиц, когда шла к своему месту. Пустые ножны – знак перемирия – хлопали ее по бедру. Сейчас она была как никогда уверена в себе. Она шла, высоко вскинув голову и позвякивая шпорами под отзвуки эха, гулявшего под потолком.

Над ними поднимались своды огромного зала. Нежно-фиолетовые колонны тянулись к полупрозрачным аркам, через которые сочился дневной свет. Это был очень старый зал. Императоры Эрикона воздвигли его над руинами дворца покоренной расы, которая в свою очередь строила на руинах еще более древних народов.