Сергей Фёдоров очнулся в абсолютно белом помещении без окон. «Мама моя… допился. Совсем крыша съехала, наверное, в психушку меня упекли»… Пил Серёга страшно. А что ещё оставалось делать? Благо водки было много и дешёвой, чего не скажешь про жратву. Впрочем, обходились тем, что удавалось добыть в тайге и вырастить на огороде. Работы в деревне не было. В ближайшем городе — тоже. Бывший председатель так умело «прихватизировал» колхоз, что работники остались в чём мама родила. Да с земельными участками. Паи на землю и имущество развалившегося колхоза были очень быстро выкуплены за бесценок какими то оборотистыми родственниками бывшего председателя, часто за бутылку водки, а то и вообще за так. Затем новоиспечённый делец шустро сплавил всё заезжим кавказцам, которые затеяли поначалу строить казино, но скоро сообразили, что место — бесперспективное, и исчезли так же быстро, как и появились, оставив, впрочем, охранять возведённые на месте бывшего коровника бетонные стены коробки нового здания кого то из своих попроще. Приезжие охранники, впрочем, особо не наглели, быстро уяснив, что если в городах, и, особенно в столицах, народ разобщён и запуган всякими «правозащитниками», то в сельской местности община до сих пор сильна. И пусть с экранов дибилизаторов пытаются внушить что дружба — это зло, что каждый должен быть сам по себе и ни во что не вмешиваться, тем не менее сельчане, если задеть одного, поднимаются ВСЕ. И обидчикам мало не покажется. Уяснив это раз на танцах в клубе, когда двое из них докопались до Серёги, а встречать их потом вышла вся деревня вместе с окружающими посёлок выселками и хуторами, охранники успокоились, и стали жить мирно, остерегаясь демонстрировать свою гордость и наглость. Глубинка оказалась далеко не Москвой…

Сергей встал с мягкого матраса и осмотрелся — длинная полотняная вроде рубаха до колен. И больше — ничего.

— Это с кем же я так Новый Год встретил? А?

Голос гулко разнёсся по комнатке, заставив даже присесть от неожиданности. На подгибающихся ногах доковылял до двери. Без всякой надежды толкнул её и замер от удивления — дверь с окошком, забранным мелкой сеткой была не заперта и послушно отворилась. Помедлив Фёдоров осторожно, ожидая удара по затылку от спрятавшегося санитара, выглянул — никого. Длинный пустой коридор с такими же дверями. Яркий приятный свет из длинных потолочных светильников. И никого… А ещё — какое то непонятное ощущение чистой детской радости.

— Эй, люди! Есть кто живой?!

В одно мгновение раздались крики и вопли, двери стали раскрываться одна за другой и на пороге появлялись односельчане Серёги. Все, и мужчины и женщины в таких же одинаковых рубаха до колен, дети, старики, старухи… Почти все. Не было Абрамовича, местного воротилы, владевшего всеми четырьмя окружными киосками и монопольной торговлей палёной водкой. Не было и пресловутых кавказских охранников. Семья таджиков, поселившаяся недавно в деревне, так же отсутствовала. Не видел Серёга и местного участкового, председателя сельского совета и его клерков. Впрочем, всех отсутствующих объединяло одно — они принадлежали к нации действующего президента Россиянии. Сельчане торопливо выясняли, кто из них есть, а кто отсутствует. Родители искали своих детей, семьи сбивались в кучу. Внезапно свет мигнул, а потом неизвестно откуда раздался голос:

— Внимание! Всем немедленно разойтись по помещениям карантина! Свидания окончены. Ожидать пищу у себя в комнате. После обеда прогулка. Всем немедленно разойтись…

Сообщение было повторено несколько раз. Затем, видя что никто не обращает внимания на произносимые слова, поскольку народ был взбудоражен, включилась сирена, невыносимо пронзительным скрипом заставив всех разбежаться по комнатам, и только там вой стихал до терпимого уровня.