– Я ненавижу тебя! Ты безжалостный, бессердечный урод! Убей меня! Убей!!! Единственное, что я хочу – это чтобы ты до конца своих дней просидел в вонючей тюрьме...

– Нет! Не убью... – сказал я вдруг охрипшим голосом. – Мне жаль вас... Выходит, мне надо было просто-напросто время от времени хлопать вас по попке... И врать, какие у вас прекрасные глаза и цвет лица. И я не потерял бы Веру... И моя дочь всегда бы была рядом со мной... Нет, я передумал вас убивать. Я, пожалуй, пойду отсюда подальше...

– Как пойдешь??? Нет, нет! Не уходи! Не уходи!!! Ты должен убить меня! Ты, негодяй, ты должен, должен убить меня!

– Вы всегда хотели, чтобы я был негодяем. Чтобы оправдаться перед собой и богом. Возьмите нож, я пошел... – сказал я и, кинув нож на разделявший нас журнальный столик, встал и направился в прихожую.

Когда я справился с замками, из гостиной раздался стон. Я бросился туда и увидел, что теща убила себя по-римски – бросилась грудью на поставленный торчком разделочный нож. Я подошел к ней и перевернул на спину. Лицо ее светилось нечеловеческим удовлетворением...

И уже в ходе следствия я узнал, что перед тем, как покончить с собой, она написала на клочке бумаги записку "Это Евге..." и бросила ее рядом с собой.

Когда следствие окончилось, я уехал сюда. Оставаться В Москве я больше не мог... И, знаешь, мне жаль, что все так получилось... Я хотел бы, чтобы она жила... Если б я так жил, я бы застрелился...

Ольга потянулась к бутылке "Камю", налила себе полную рюмку и выпила.

– Ты чего? Надраться хочешь?

– Дураки вы все! А все учите, учите! Ты хоть можешь представить, как твой рассказ со стороны воспринимается?

– Конечно! Маленький человечек плачется. Маленький, мелкий, ничтожный человечек, без гордости, без ума, без совести. Тварь, тещу убил...

– Приблизительно так, – старательно выговорила чуть опьяневшая Ольга.

– Все дело в том, что когда ты попадешь в подобную жизненную ситуацию, ты всегда оказываешься маленьким плачущим человечком. Силу и гордость человек придумывает, чтобы скрыть это. Я ведь знал, что все так получится и знал, что делать, чтобы все было тип-топ – и волки сыты и овцы целы. Но если бы я подлаживался, то все стало бы искусственным... И я, и они и весь наш мир...

– А так он настоящий?

– Настоящим мир быть не может.

– Почему?

– К счастью, большинство людей играют в поддавки... Даже с богом играют...

– Играть в поддавки – это быть добрым?

– Добреньким.

– Отведи меня спать...

– А у тебя тяга к спиртному...

– Ага. Особенно в одной клетке с сумасшедшими и тобой.

– А почему со мной?

– После таких разговоров я всегда боюсь, что и у меня, может быть, будет такая же безалаберная и неустроенная жизнь... И мне становиться страшно...

– С твоими-то связями и внешними данными такая же жизнь? Ты ведь всегда сможешь стать женой профессионального депутата или какого-нибудь благополучного атташе в какой-нибудь сказочно-красивой республике.