Он согласился, однако ни он, ни я не могли ничего придумать.

В то утро мы несколько раз заглядывали к президенту и спрашивали, не нужна ли ему помощь в работе над обращением к нации. И каждый раз взмахом руки он отсылал нас прочь.

Незадолго до двенадцати часов Фили позвонил мне.

– Я спросил его, когда можно будет прочитать текст. А он ответил: вам незачем его читать. Тогда я сказал, что ладно, мол, но ведь нужно набрать его для телесуфлера. Он ответил, что сам об этом позаботится. Герб, он темнит, и мне это не нравится.

Я позвонил Бетти Сью и прямо спросил о речи Эдуарда VIII и речи президента. Оказалось, все правда. И телесуфлер ему доставили в Овальный кабинет. Он собирался сам набирать текст.

– Вы уверены?

– Да. Он сказал: «На сей раз не будет никакой утечки».

– Бетти, но ведь он не умеет печатать.

– Хотите ему об этом сказать?

– Нет, – ответил я и положил трубку.

На ланч мы с Фили пошли вместе, чувствуя себя одинаково несчастными и разбитыми. Президент собирался произнести самую важную в своей политической карьере речь, а мы были не в состоянии ему помочь.

– К черту, – произнес Фили. – Это его речь.

– Зачем вы так говорите? Да еще тут.

Фили застонал в ответ.

– Если он хочет свалять дурака перед шестьюдесятью миллионами зрителей, его дело, – сказал Фили.

А вдруг он заявит, что выставляет свою кандидатуру на пост президента? Плохая речь может повредить предвыборной кампании.

– Представляете, он начинает и не заканчивает фразу? Ну, как в Сан-Франциско?

Да уж, проблема.

– Черт побери, должен же быть способ добраться до этого текста.

Но мы не могли его придумать.

Поднимаясь из-за стола, я сказал между делом, что вечером обещал посидеть с Хлопушкой. Иногда я проводил с ним несколько часов, ведь он был моим крестником, да мне и нравилось бывать с ним, особенно когда он подрос и стал восприимчив к религии. (Мне казалось, его родители безразличны к его религиозному воспитанию.) Джоан и дети все еще оставались в Бойсе. Президент и первая леди собирались на концерт в Центр Кеннеди.

Ближе к вечеру мы с Фили предприняли последнюю попытку убедить президента в необходимости принять нашу помощь. Он был в Овальном кабинете и неумело тыкал одним пальцем в клавиатуру телесуфлера.

– Нет, спасибо, – весело отозвался президент, вытаскивая отпечатанный листок бумаги. – Я закончил.

Свернув несколько листков в трубочку, президент открыл правый верхний ящик, бросил туда бумаги и закрыл его.

– Сэр, – стоял я на своем, – спросите себя, разумно ли это?

– Тогда, Герб, вы тоже спросите себя, не надоедливы ли вы.

Надоедлив. Вот и все.

Шесть тридцать. Я работал над речью о введении метрической системы, которую должен был произнести в Национальном бюро мер и весов, когда дверь открылась и вошел Фили. В руках у него был пакет, обычный пакет, какие дают в магазине под покупки, а на лице сияла широкая улыбка.

21

Охота за сокровищами

Всю ночь ловили президентского хомяка, а утром нас чуть не казнили на электрическом стуле. Вымотался.

– У меня неприятное предчувствие, – сказал я, когда мы с Фили поднимались на лифте, построенном специально для Рузвельта, в личные комнаты президента.

– Да успокойтесь вы, – прошипел Фили.

Дверь открылась. Хлопушка, уже в пижаме, бросился со всех ног к нам. Я этого не ждал и получил удар в пах. К тому же, с меня слетели очки.

Вдевая в ухо сережку, появилась первая леди в вечернем платье.