— Так и есть, — засмеялся Нездешний. — Купи ей маленькую подвеску.

— Да, господин. Кстати, девушка, которую вы привели, будет работать вместе с Нордой. Вы желаете, чтобы она занимала какое-то особое положение?

— Дай ей поблажку на первое время. Она много страдала. У нее сильный характер, но она видела, как убили ее родных. С ней жестоко обращались и угрожали ей смертью. Было бы удивительно, если бы все это не оставило в ней следа. Последи за ней и поддержи ее. Но если со временем из нее не выйдет хорошей работницы, можешь ее уволить.

— Слушаюсь, господин. Что мне передать чиадзийской даме?

— Ничего, Омри. Я сам зайду к ней сейчас.

— Да, господин. Не будет ли неучтивостью с моей стороны спросить ее, долго ли она и ее спутники намерены здесь задержаться?

— Меня больше интересует, зачем и каким образом они сюда явились.

— Каким образом, господин?

— Жрица в вышитых шелковых одеждах с тремя спутниками появляется у наших ворот. Где ее экипаж? Где лошади? Откуда они взялись? В Карлисе они не останавливались.

— Видимо, пришли пешком.

— Нисколько при этом не запылившись и не выказывая признаков усталости?

Омри сделал знак хранящего рога.

— Пускай это неучтиво, господин, но весть об их отъезде я встречу с радостью.

— Не думаю, что их нужно бояться, Омри. Я не чувствую в ней зла.

— Приятно слышать, господин, но есть люди, которые просто не могут не бояться, и я всегда к ним принадлежал, не знаю почему.

Нездешний положил руку старику на плечо.

— Ты добрая душа и заботишься, чтобы другим было хорошо. Это большая редкость.

— Я хотел бы иметь побольше... мужества, — смутился Омри. — Мой отец горько разочаровался во мне.

— Как большинство отцов. Знай мой родитель, что я сделал со своей жизнью, он сгорел бы со стыда. Но все это пустые слова. Мы живем в настоящем, Омри. Теперь ты всеми ценимый и уважаемый эконом, и твои подчиненные тебя любят — вот и довольствуйся этим.

— Да, пожалуй — но те, кто вам служит, вас тоже любят и уважают. Вам этого довольно?

Нездешний ответил ему невеселым смехом и стал подниматься по ступеням к северной башне.

Несколько минут спустя он взошел по винтовой лестнице в самое большое из библиотечных помещений. Первоначально здесь предполагалось устроить кладовую, но потом Нездешнему понадобилось место для растущей коллекции старинных свитков и книг. Теперь во дворце размещались целых пять библиотек, помимо огромного музея в южной башне. Войдя, Нездешний поклонился стройной женщине, сидевшей за длинным овальным столом, заваленным свитками. Его заново поразила ее красота — бледно-золотистая безупречная кожа, тонкие чиадзийские черты. Бритая голова только усиливала впечатление. Эта женщина казалась слишком хрупкой для своих одежд из тяжелого, красного с золотом шелка.

— Что вы изучаете, госпожа моя?

Она подняла на него свои узкие глаза — не темно-карие, как обычно бывает у чиадзе, а коричневато-золотые, с голубыми искрами. Эти глаза вселяли беспокойство, казалось, будто они смотрят тебе в самую душу.

— Я читала вот это. — Она коснулась рукой в перчатке древнего, сухого и выцветшего пергаментного свитка. — Мне сказали, что это пятая по старшинству запись учений автора по имени Миссаэль. Он был одним из самых выдающихся людей Нового Порядка после гибели Древних, и многие верят, что в его высказываниях содержатся предсказания будущего. Но слова так туманны — эти стихи могут означать все, что угодно.

— Зачем же вы тогда изучаете их?

— Зачем люди вообще учатся? Чтобы знать больше, а следовательно, больше понимать.