— Ого, как страшно! Думаешь, везде жучки? А я хожу по квартире голый.

С наглой ухмылкой Игорь уселся сверху на его живот.

— Хорошо, что водитель этого не видит, — Георгий тоже не удержался от усмешки, но тут же поймал ртом его губы, с силой сжал ягодицы, раздвинул пальцами.

Можно было все простить ему за эти минуты, когда он делался податливым и бесстыжим. Встав на колени на банный коврик, он отсасывал глубоко и сладко, умудряясь одновременно смеяться и, утирая слюну, отпускать непристойности. Георгий сначала подталкивал ладонями горячий затылок, затем удерживал его, чтобы продлить затяжной полет. В спальне, на «двухяростной кровати», мальчик насаживался сверху, кусая губы, всхлипывая то ли от боли, то ли от удовольствия, и Георгий вместе с ним рычал от наслаждения такого же острого, как в первые дни их близости, пять лет назад.

После многократной блаженной судороги, мокрые, обессиленные, они уснули, соприкасаясь руками и коленями. Георгий успел увидеть белый песок и море, и город на вершине скалы, но телефонный звонок вспорол непрочную ткань сновидения. Часы показывали начало третьего. Володя как будто дожидался окончания трансляции.

— Прости, что поздно, но ты же еще не спишь? Хорошо долетел? Ты мне нужен завтра. Приезжай к обеду, у нас омары.

Отбросив трубку, Георгий вытянулся на кровати, чувствуя, как невидимая тень, источник ползущего страха в его душе, крадется от окна к постели. Игорь лежал на животе, подсунув руку под голову.

— Это твой Владимир Львович? Поедешь к нему?

Георгий обнял его, все еще чувствуя, как энергия одного тела перетекает в другое, уравновешивается, делая их единым существом.

— Постараюсь вернуться к вечеру.

— Не обязательно. Меня тоже не будет, я взял билеты в Петербург, — проговорил парень с нотами упрямства в голосе.

— Зачем, интересно?

— Квартиру проверить. Еще одна знакомая выходит замуж, позвали меня.

Георгий не хотел его никуда отпускать. Хотел весь день валяться с ним в постели, смотреть черно-белые фильмы с Бэт Дэвис, обедать в пижаме, снова заниматься любовью. Но Владимир Львович ждал отчета, и понедельник был уже плотно расписан, и рыбьи глаза таращились из темноты.

Игорь словно почувствовал его тоску; повернулся и провел ладонью по волосам:

— Ты стал как волк. Серебряный волк.

— Зубами щелк, — через силу усмехнулся, вспомнив вертлявого темнокожего парикмахера, который вчера убеждал его начать подкрашивать седеющие виски. — Если буду храпеть, толкни меня.

Он успел подумать об отчетах, которые собирался представить завтра Володе, вспомнил скользких лондонских переговорщиков. С утра — позвонить Маркову, чтобы заверил копии договоров и прояснил вопрос по долгам Метростроя. Уволить водителя.

За окном расплывались утренние сумерки. Георгий дотянулся до кнопки на стене, опустил жалюзи и прижал Игоря к себе, уткнувшись лицом в его теплый затылок. Где-то под окнами болезненной жалобой завыла автомобильная сирена, и в полусне Георгий вздрогнул. Зверь-Москва никогда не спит.

«Зомби апокалипсиса»

Не успев прилететь, Георгий отправился к Владимиру Львовичу. Можно было догадаться, почему он никогда не брал Игоря с собой. В интернет просачивались слухи о разгульных праздниках в партийной резиденции, о боевых националистических дружинах, в которые набирали мальчишек из детских домов.