А ведь некоторые монстры носили на себе сразу по два груана! Сдвоенные взрывы оставляли внушительные воронки на месте побоища.

И мне стало понятно, почему после такой вот битвы поисковые партии проживающих на Дне людей находят очень мало груанов. Почти все они уничтожаются во время сражения.

А еще я дважды заметил, как монстры снимали груаны с загривка или «лба» погибшего соперника. Очень осторожно снимали, можно сказать, бережно, с помощью языка и верхней губы. А потом аккуратно укладывали трофей на кого нибудь из находящихся рядом членов своей стаи.

«Феноменально! – метались у меня в голове мысли. – Не удивлюсь, если выяснится впоследствии, что эти тервели и байбьюки все таки разумны. Хотя бы частично… Или, может, они просто одичали? Может такое быть? Раньше бы сказал, что нет. Пока не побывал в иных мирах и не оказался здесь… А сейчас ни в чем уже не уверен… Ух! Вот это взрыв! Неужели тервель с тремя груанами попался? Вон какая воронка получилась! О о о… Сколько погибло тварей… Нет! Все таки это хищники! Злобные и неразумные монстры!.. Разве разумные устроили бы такое страшное, бессмысленное сражение? Или их расплодилось слишком много, и они сражаются за пастбища?»

Мне успели рассказать о Синих Полях, где якобы байбьюки паслись и проводили свои брачные игрища. А чем эти монстры питаются еще, кроме мяса? Неужели и в самом деле поедают упругие, как резина, кусты и густой толстенный мох? И тот же вопрос относился к тервелям. Как то не верилось, что такие огромные создания существуют, питаясь друг дружкой. Интересно будет выяснить и это.

Строенный взрыв (если это и в самом деле рванули сразу три груана) оказался решающим. Все твари, словно по команде, замерли чуть ли не на целую минуту. Ну разве что мелкие шавки шакалята, которых на поле боя теперь роилось до нескольких тысяч, продолжали свое неуемное пиршество, ни на что не обращая внимания. Видимо, и в самом деле некие зачатки сознания у гигантских чудовищ присутствовали. А может, погибший тервель был вожаком всей армии. Ну и раз вожак погиб, да еще с такими катастрофическими последствиями для противника, то инстинкт самосохранения подсказал каждому существу из противостоящих группировок, что пора заканчивать.

Так что по прошествии минуты обе измочаленные армии стали медленно, но уверенно расходиться. На ходу монстры жевали огромные куски плоти своих противников, которые взрывами разбросало по всей местности.

Рядом со мной сопела Ксана. Сражения она не видела, но звуки его слышала. Очнулся и зашевелился Сурт Пнявый, и мне пришлось отвлечься от происходящего в долине и уделить внимание этому представителю племени предателей.

– Ну что, гнида? – обратился я к нему. – Как тут у вас поступают с такими, как ты? Просто голову тебе оторвать – не прочувствуешь наказания. Посадить на кол? Или скормить монстрам? Ну! Отвечай! – и в приливе злобы пнул ногой пытавшегося сесть Сурта в плечо.

Он опять завалился на бок, чудом не ударившись виском о камень. Но вот на лбу рана образовалась довольно глубокая, потекла кровь. Но у меня не было ни капельки жалости к этому уроду. Скорей пожалел, что не убил нечаянно пинком. Если в советах по выживанию указывалось: «Чужого следует убить сразу», то уж такого типа, как Пнявый, сущность которого недавно прояснилась, нужно было не просто убить, а казнить самым жестоким образом. Иного это мерзкий шакал не заслуживал.

Но тут сказалась моя практичная натура.

«Убить всегда успеем, – подумал я. – А сейчас – допрос! Потом бегом вниз, искать груаны!»

Ухватив Пнявого за ворот, я рывком усадил его спиной к каменной ограде:

– Долго молчать будешь?

Пнявый, не пытаясь вытереть кровь с лица, полностью открыл веки и уставился на меня.