— Судя по тому, как ты смеешься, мне повезло.

— Да Таис в обморок упадет, едва услышит!

— Ничего, Его Величество её поймает.

— Нет, это же… — Шу уже еле могла говорить от смеха. — О-оо, бедные соседи! Наверняка Урман подумает, что на их дом напали бешеные коты!

— И обольет своего монарха холодной водой.

— Ну, тогда Таис точно не устоит! Она обожает цирк! Нет, только не пение! Я скончаюсь на месте от ужаса!

— Ладно, пусть тогда стихи декламирует. Выразительно.

— А, кстати, Дайм, если без пения серенад ухаживание никуда не годится, почему я ни разу от тебя их не слышала?

— Ты хочешь, чтобы весь дворец полег от смеха?

— А, вот ты и признался! Ты тоже не умеешь петь!

— Умею. Но не буду.

— Что значит, не буду? Будешь, любовь моя, будешь. Спорим, что будешь?

— Ну уж нет, спорить с тобой? Ты ещё за прошлый раз не расплатилась.

— За какой такой прошлый раз?

— С тебя купание Её Высочества Регентши в фонтане, любовь моя.

— Интересненько… когда же ты успел?

Дайм довольно ухмыльнулся и невинно похлопал ресницами на скептический вопрос Шу.

— Ты ведь это не всерьез?

— А ты у Тигренка спроси, — кивок в сторону лестницы. Обернувшись, Шу встретилась глазами с Хиллом и чуть не вздрогнула. Лед, тьма и отчуждение, будто перед ним неправедные судьи, собравшиеся подписать жестокий приговор. Это наваждение продолжалось лишь миг, пока его губы не тронула легкая вежливая улыбка, и он не поклонился вместо приветствия.

— Тигренок… — с трудом Шу вернула ему непринужденную улыбку. Привычный открытый, родной и теплый возлюбленный исчез, оставив вместо себя отстраненного незнакомца, от которого принцесса не знала, чего ожидать.

— Будешь кофе? — она попыталась сделать вид, что все в порядке и никакой перемены она не заметила.

— Кофе успеется, — текучим хищным движением Дайм поднялся из-за стола и подошел к Хиллу. — Мы тут выясняем с Её Высочеством некий важный вопрос, — маркиз чуть ли не мурлыкал, властно проводя ладонью по щеке юноши и видя в его глазах тщательно сдерживаемую ярость.

— Дайм, ты хочешь, чтобы я ревновала?

— Ни в коем случае, любовь моя, — маркиз обернулся к недовольной принцессе с нежнейшей улыбкой, с удовлетворением отмечая невольную дрожь Лунного Стрижа. — Я все равно люблю только тебя.

Не давая Тигренку возможности опомниться, маркиз положил руку ему на затылок, прижимая слегка большим пальцем сонную артерию, и неторопливо притянул к себе. Игра с опасной зверушкой доставляла Дукристу непередаваемое наслаждение, и он постарался как можно убедительней это Лунному Стрижу продемонстрировать, медленно, еле касаясь, проводя языком по его сжатым губам. Юноша замер, готовый в любое мгновение распрямиться, подобно пережатой пружине, и растерзать обидчика в клочья. В синих глазах плескалась чистая, ничем не замутненная ненависть.

— Что же ты, малыш? Утром ты не был такой букой, — «ты сам предложил», звучало в насмешливом голосе маркиза. — Ты же не хочешь меня рассердить?

— Перестань, Дайм. Какого демона ты вытворяешь?

Чуткое обоняние Тигренка уловило в воздухе запах приближающейся грозы и дикого меда. Он скосил взгляд на принцессу — злость, ревность, изумление, страх… и желание: «Демоны! Так тебе это нравится? Ты хочешь посмотреть? Да пожалуйста!» — в этот момент он почти ненавидел и Шу тоже. «Ревнуй, любовь моя, злись. Почувствуй, каково мне!»

Томная, чувственная улыбка, ни на грош не отдающая покорностью, скользнула по его губам, одна рука легла на бедро маркиза, другая зарылась в его волосы, отвечая любезностью на любезность, лаская ту же точку на его шее и легонько придавливая.