– Только в самых общих чертах, – осторожно сказал я. – Орден Посоха в Песке, Орден Решеток и Зеркал, трактат «Дробные степени силы»…

– Вот очень жаль, что вы знаете меня именно с этой стороны! – воскликнула леди Тайяра.

Лицо ее обрело столь страдальческое выражение, что я принялся заново проклинать свой болтливый язык. Зачем было упоминать эти дурацкие Ордена?..

– «Дробные степени силы» – мой несмываемый позор, – призналась леди Тайяра. – В основе этой работы лежит чудовищная, до смешного нелепая ошибка, причем даже не математическая, просто логическая. Настолько очевидная, что я теперь не понимаю, как могла ее совершить. И куда смотрел ученый совет Королевского Университета, принимая решение о публикации трактата? Впрочем, глупо перекладывать ответственность на других людей, которые если чем и провинились, то всего лишь недостаточно критичным отношением к так называемым авторитетам.

Я не стал признаваться, что не читал этот грешный трактат, а если бы и читал, то в лучшем случае порадовался бы наличию в нем знакомых букв и знаков препинания. Когда правда подозрительно похожа на неумелое утешение, лучше оставить ее при себе.

– В то время я считала главным делом своей жизни магию, а не науку, поэтому легко пережила провал, – сказала леди Тайяра. – Даже не предприняла никаких усилий, чтобы уничтожить все экземпляры трактата, хотя теоретически могла бы это организовать. Влиятельных друзей, готовых помочь в любом затруднении, у меня тогда хватало. Но я не стала суетиться. Думала, все равно этот нелепый трактат скоро забудут. Однако прошло почти триста лет, а я до сих пор постоянно встречаю людей, которые помнят меня именно как автора «Дробных степени силы». Причем большинство наивно считают мою работу остроумной, парадоксальной и даже «блестящей». Ох, как стыдно! Я чувствую себя настоящей шарлатанкой на фоне молодых ученых коллег.

– Так вы поэтому не вернулись в Королевский Университет? – спросил я.

Но леди Тайяра неожиданно улыбнулась и отрицательно помотала головой.

– Конечно, нет! Если бы мне вдруг понадобилась университетская кафедра, я бы ее, будьте покойны, получила. Но мой метод обучения пока годится только для индивидуальных уроков. А для меня сейчас нет ничего важнее. Вы только вдумайтесь: оказывается, тупых, неспособных к обучению людей не бывает. Если человек плохо усваивает знания, это означает, что его внутренний ритм требует иного изложения материала. Причем речь даже не о способах раскрытия темы и не о количестве отведенных для учебы часов, а всего лишь о темпе и ритме речи преподавателя. И, кстати, о правильно выбранном времени занятий. У меня есть один ученик, с которым зимой приходилось заниматься после полуночи, а летом, наоборот, рано утром и только в ветреные дни. Его выгнали за неуспеваемость из полутора дюжин школ, даже считать на пальцах толком не научив, а оказалось, у мальчика отличная голова – когда рядом находится человек, способный ее включить.

– Ничего себе! – восхитился я. – То есть кого угодно можно научить чему угодно? Но только при условии, что учительницей будете вы? С другими преподавателями у ваших подопечных, как я понимаю, нет шансов?

Леди Тайяра укоризненно покачала головой.

– Ну что вы. Тогда в моем репетиторстве не было бы смысла. Подготовить человека к вступительным экзаменам в Университет, чтобы он вылетел оттуда после первого же семестра? И толку? Брать за это деньги – все равно что их красть.