Из воспоминаний П. А. Судоплатова:

«Следует отметить, что операция «Монастырь» с участием «Гейне» – «Макса» была задумана как чисто контрразведывательная. Действительно, когда он вернулся в Москву в 1942 году в качестве резидента немецкой разведки, мы при его помощи захватили более 50 агентов противника. Однако позднее операция приняла характер стратегической дезинформационной радиоигры.

Помимо операции «Монастырь», наша служба во время войны вела примерно восемьдесят радиоигр дезинформационного характера с абвером и гестапо.

В 1942–1943 годах нам окончательно удалось захватить инициативу в радиоиграх с немецкой разведкой. Обусловлено это было тем, что мы внедрили надежных агентов в абверовские школы диверсантов-разведчиков, которые находились под Смоленском, на Украине и в Белоруссии. Наша удачная операция по перехвату диверсантов зафиксирована в литерном деле «Школа». Перевербовав начальника паспортного бюро учебного центра в Катыни, мы получили установки более чем на 200 немецких агентов, заброшенных в наши тылы. Все они были либо обезврежены, либо их принудили к сотрудничеству. По этим материалам был поставлен большой многосерийный фильм «Сатурн» почти не виден».

Глава 4

Операция «Перевал»

Веяло теплом, хотя по ночам бывало, что подмораживало. Мокро, зябко, уныло.

Когда времена года сравнивают с человеческой жизнью, то весну почему-то причисляют к юности. Нет, весна – это детство, сопливое, зареванное и обкаканное. Весна грязна, она только обещает урожай, готовится к цветению и росту, а порой любви становится по нужде, чтобы те же птахи успели поставить птенцов на крыло до осени.

Надо быть молодым и незатейливым, чтобы у тебя кружилась голова от терпкого запаха набухающих почек, первых клейких листочков, от испарений подтаявшей земли. А тем, которым девяносто лет, видится лишь то, что есть на самом деле – сырость да слякоть.

Весенняя палитра безрадостна и скучна – голая черная земля, нагие деревья, переплетающиеся влажные ветви, бурая полеглая трава, запакощенные сугробы в тени. Долбит капель, плещут лужи, рассекаемые колесами авто, плюхают и чавкают сапоги да боты, выдираясь из липкой грязи.

Судоплатов усмехнулся своим мыслям – точно, как дед. Хотя почему – как? Дед и есть. Это организму его еще и сорока нет, а душа скоро век разменяет. Ну, не скоро еще…

Павел незаметно вздохнул, глядя в окно на здание кремлевского Арсенала. Поскребышев за его спиной еле слышно переговаривался с полковником Логвиновым, всегда ходившим в штатском. В простенке между окнами стоял стол генерала Власика, ныне пустовавший, – начальник охраны отбыл по делам.

Оперевшись о подоконник, Судоплатов едва сдержался, чтобы не подышать на стекло. Так сколько ему?..

– Проходите, товарищ Судоплатов.

По-прежнему улыбаясь, Павел кивнул и вошел в комнату офицера охраны. Полковники Пономарев, Горбачев и Харитонов находились тут, напоминая добродушного с виду трехглавого Змея Горыныча. Именно что с виду – любому супостату дадут укорот.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Судоплатов и сдал трофейный «Вальтер».

Три головы разом кивнули: проходите.

Толкнув створку, Павел переступил порог сталинского кабинета.

Стены, обшитые высокими дубовыми панелями, длинный стол для заседаний, на стенах – портреты Ленина и Маркса, Суворова и Кутузова. В кабинете стояла тишина, перебиваемая отчетливым стуком маятника, отсчитывавшего секунды бытия.

Сталин сидел за столом, погруженный в чтение. Павел лишь мельком заметил листы серой бумаги, клейменные орлом, закогтившим свастику.