Ботинки я нес следом. В дверях он остановился, оперся о косяк. Затем прошел в гостиную.
– Позвольте поблагодарить вас за то, что уложили в свою постель, Бетти, – улыбнулся он высокой негритянке.
– Всегда рада помочь. Как вы себя чувствуете?
– В голове еще туман, но, я думаю, это от лекарств. Кто меня перевязывал?
– Доктор.
– Он сделал мне укол?
– Да.
– Человек хочет выпить, – вмешался Хардман. – Что вам налить?
– Шотландского, если оно у вас есть.
Хардман щедро плеснул в бокал виски и передал его Падильо.
– Вам, Мак?
– У меня еще есть.
– Маш будет с минуты на минуту. Он отвезет вас в отель.
– Где я остановился? – спросил Падильо.
– В своем «люксе» в «Мэйфлауэр».
– Моем «люксе»?
– Я снял его на твое имя и оплачиваю ежемесячно из твоей доли прибыли. «Люкс» маленький, но уютный. Деньги, пошедшие на оплату, ты сможешь вычесть из суммы, облагаемой подоходным налогом, если тебе придется заполнять налоговую декларацию.
– Как Фредль?
– Мы поженились.
– Тебе повезло.
Хардман посмотрел на часы.
– Маш будет с минуты на минуту, – повторил он.
– Благодарю за помощь вас и Бетти, – Падильо глянул на него, потом на девушку.
Хардман махнул рукой.
– Вы избавили нас от многих хлопот в Балтиморе. С чего вы вступились за Маша?
Падильо покачал головой.
– Вашего приятеля я не заметил. Обошел угол и сразу наткнулся на них. Решил, что они поджидают меня. Тот, кто ткнул меня ножом, знал, как им пользоваться.
– Вы сошли с корабля?
– Какой вас интересует?
– "Френсис Джейн".
– Да, плыл на нем пассажиром.
– Вам не попадался на глаза старичок англичанин, фамилия Лендид, лет пятидесяти – пятидесяти пяти, косоглазый?
– Я его помню.
– Он тоже сошел с корабля?
– Не в Балтиморе. Через четыре дня после выхода из Монровии у него лопнул аппендикс. Его положили в корабельный морозильник.
Хардман нахмурился, потом выругался. От души. Звякнул звонок, и Бетти пошла открывать дверь. В гостиную вошел высокий негр в черном костюме, белой рубашке, темно-бордовом галстуке и солнцезащитных очках, хотя часы показывали половину третьего ночи.
– Привет, Маш, – кивнул я.
Он кивнул в ответ одновременно мне, Бетти и Хардману, направился к Падильо.
– Как вы себя чувствуете? – голос мягкий, произношение четкое.
– Нормально, – ответил Падильо.
– Это Мустафа Али, – Хардман представил вошедшего Падильо. – Он привез вас из Балтиморы. Он – «черный мусульманин», но вы можете звать его Маш. Мы все так его зовем.
– Вы действительно мусульманин? – Падильо пристально смотрел на Маша.
– Да, – с достоинством ответил негр.
Падильо сказал что-то на арабском. Брови Маша удивленно взлетели вверх, но он ответил на том же языке. И на его губах заиграла довольная улыбка.
– На каком языке ты говоришь, Маш? – спросил Хардман.
– На арабском.
– Где это ты выучил арабский?
– А для чего, по-твоему, существуют пластинки? Разве я смогу поехать в Мекку, не зная языка?
– Такого я от тебя не ожидал, – в изумлении покачал головой Хардман. |