Они ринулись вверх по лестнице на чердак пекарни. Там уже стояла Ева Лотта и смотрела в щелочку между ставнями.

– Битком набито! – сказала она.

Калле подошел к окну и тоже заглянул в щелочку. В саду сидели все ребята из их квартала, а также несколько пришлых чужаков. Кроме того, на самой передней скамейке восседал, словно на троне, дядя Эйнар. Рядом с ним сидели пекарь и фру Лисандер, а на следующей скамейке Калле увидел собственных папу и маму.

– Я так нервничаю, что у меня ноги подкашиваются, – пискнула Ева Лотта. – Будьте готовы к тому, что в акробатическом номере я свалюсь вам прямо на голову. И конь, который развозит хлеб, не в духе, так что опасаюсь худшего, зря я его дрессировала!

– Смотри! Не опозорь нас, – строго сказал Андерс.

– Пора начинать! – нетерпеливо воскликнул дядя Эйнар.

– Полагаю, это решаем мы, – заметил директор цирка.

Но все же надел на голову свой цилиндр (вернее, цилиндр пекаря Лисандера), открыл люк, схватился за веревку и приземлился на арене. Ева Лотта изобразила резкие звуки трубы, а публика доброжелательно зааплодировала. Тем временем Калле прокрался вниз по лестнице, отвязал коня, который развозил хлеб, а теперь стоял, привязанный к дереву. На глазах радостно удивленных зрителей он протащил животное между скамейками. Директор снял цилиндр, учтиво поклонился, затем схватил бич, прислоненный к стене пекарни, и громко щелкнул… И сам он, и публика ожидали, что конь, развозивший хлеб, пустится бодрой рысью вокруг арены. Но у коня был совсем другой настрой. Он только тупо глазел на публику. Директор еще раз ударил бичом и громко, так, чтобы слышала публика, прошептал:

– Ну погоди, глупая скотина!

Тогда конь наклонился и стал поедать жухлую траву, кое-где пробивавшуюся сквозь опилки. С чердака послышалось радостное хихиканье. То хихикала ожидавшая своего выхода «наездница высшего класса вольтижировки», которая никак не могла совладать со своей веселостью. Публика тоже радовалась, особенно дядя Эйнар и мама Евы Лотты. В этот момент в дело вмешался шталмейстер Калле. Взяв коня под уздцы, он провел его прямо к чердачному люку. Схватив веревку, Ева Лотта приготовилась к решающему прыжку вниз, на спину коня. Но тут конь вдруг куда-то заторопился. Он совершил такой прыжок, который сделал бы честь заправскому цирковому скакуну. И когда Ева Лотта съехала вниз, никакой конской спины, куда можно было бы приземлиться, уже не было. Девочка висела в воздухе, беспомощно болтая ногами, до тех пор, пока Андерс и Калле, употребив силу, не приволокли коня назад. Ева Лотта плюхнулась ему на спину. Андерс ударил бичом, и конь, развозивший хлеб, вяло затрусил по арене. Ева Лотта сжимала голыми пятками его бока, чтобы придать коню немного огня, но все напрасно.

– Скотина, – шипела Ева Лотта.

Но, увы, конь не поддавался ни на какие уговоры. Предполагалось, что он будет бешеным аллюром скакать по арене и резвыми прыжками отвлекать внимание публики. А публика-дура и не заметит, как примитивны трюки Евы Лотты. Но теперь, когда конь, развозивший хлеб, отказался внести какой-либо подлинно весомый вклад в цирковое искусство, весь номер – ничего не поделаешь – производил довольно кислое впечатление.

«Сколько же овса я перевела за все годы на этого доходягу», – с горечью думала Ева Лотта.

Между тем, разъярившись вконец, директор ударил бичом перед мордой коня, развозившего хлеб. И конь от ужаса встал на дыбы. Это придало крайне драматичную концовку всему номеру и значительно скрасило общее впечатление.

– Ну, если и акробатический номер провалится, – сказал Андерс, когда артисты снова поднялись на чердак пекарни, – то нам придется вернуть деньги за билеты.