В сердце поселилась новая надежда. Потому что рюмка была сухой. Ни капли жидкости…

Он совсем не пьян. Просто спит.

Темные ресницы веерами лежали на щеках, и в этот момент он казался невинным и трогательным, как ребенок. Оливия долго изучала его, припомнив, как видела его спящим в первый раз. Тогда он выглядел спокойным и таким молодым. Не человеком, осаждаемым демонами ночи, а мужчиной, сильным и уязвимым одновременно. Мужчиной, покорившим ее сердце.

Может, она и влюбилась в него в тот день, в экипаже?

Оливия огромным усилием воли не поддалась порыву взять его за руку, разбудить поцелуями и увести в постель.

Но это только разобьет ей сердце, потому что он не любил ее. И не имеет значения, что сама она любит его безоглядно. Все равно не сможет завоевать его ответной любви, и доказательство этому жизнь матери с Камероном Бердом.

— Но твое сердце все равно разобьется, — прошептала она. — Разбивается уже сейчас…

Невилл, словно услышав ее, нахмурился и пошевелился. Оливия сжалась. Ей следует уйти, пока еще есть силы. Подняться к Саре и переждать с ней долгую ночь.

Она направилась к двери. Но не успела потянуться к ручке, как Невилл снова заговорил, и на этот раз она сумела разобрать слова:

— …так устал… не… Осторожнее… не спите. Не засните…

Оливия повернулась и снова уставилась на него. Он видит сон?

— Берегись! Нет!!! — Он дернулся с такой силой, что Оливия прижалась к двери. — Маклин! Смотри! — крикнул он голосом, исполненным невыносимой боли. — Симпсон! Сзади! Нет! Нет!

На этот раз он вскочил. Оливия увидела, как его трясет, словно от страха. Должно быть, эта дрожь окончательно разбудила его, потому что, хоть Невилл и стоял лицом к окну, Оливия почувствовала, что он не спит. Мучительно застонав, он нагнул голову и прижал пальцы к глазам.

— О Боже! — выдохнул он, слегка покачиваясь. — О Боже, пусть это прекратится!

Услышав эту душераздирающую просьбу, Оливия едва не заплакала. Так вот почему он боится спать! Его изводят кошмары! Друзья, погибающие на войне, в которой он выжил. Он винит себя? Наверняка.

Его силуэт на фоне окна, казалось, олицетворял страдание. Она шагнула к Невиллу.

Но тут он повернулся и, увидев графин, взял его в руки. Очень медленно вытащил пробку.

«Не нужно! — хотелось закричать Оливии. — Не нужно!»

Но она почему-то понимала, что не имеет права его останавливать. Нет сомнения в том, что он глубоко ранен, и поэтому сам решает, как с этим справляться. Только сам. Если Невилл предпочитает отупляющую силу выпивки, никто не может его остановить. Особенно она: женщина, которую он не может или не хочет полюбить.

Но, зная это, Оливия все-таки не могла уйти из комнаты. И увидела, как покачивающаяся фигура застыла. Он поднял графин к глазам и долго смотрел на янтарную жидкость, клубящуюся за хрустальными гранями. Огонь, просвечивающий через графин, падал на его лицо зловещими радужными отблесками.

Оливия затаила дыхание и прижала кулачки к губам.

«Пожалуйста, Невилл! Так ты никогда не обретешь счастья…»

Разве ее отец не был тому достаточным доказательством?

Но тут Невилл снова содрогнулся и резким движением послал графин в огонь.

Оливия подскочила от звона бьющегося хрусталя и ахнула. Пламя взметнулось чуть не до потолка, подобно ожившему зверю лизнуло каминную доску и дотянулось до сапог Невилла. Тот, услышав тихий вскрик Оливии, оглянулся, но тут же овладел собой, схватил коврик и набросил его на огонь, а для верности еще и потопал по нему. Пожар был потушен. Лишь запах дыма и горящего спирта напоминал о случившемся.

Невилл поднял голову, и при виде его разом осунувшегося лица у Оливии сжалось сердце.