Там он мог допиваться до бесчувствия хоть каждую ночь и плевать на то, кого грубо оскорбил.
Но Вудфорд оказался в стесненных обстоятельствах, а его люди надеялись, что хозяин сможет улучшить их жизнь. Во всем остальном он потерпел сокрушительную неудачу, но жители Келзо по-прежнему нуждались в нем, и он боялся подвести их. Поэтому и отправился на скачки в Донкастер, где аристократы позванивают тугими кошельками и не считают каждый шиллинг. Победа его конюшни — самый быстрый способ собрать денег и сделать необходимые ему усовершенствования. А засеять пустующие поля Берд-Мэнора — скорейший способ дальнейшего благоденствия.
— Я оседлал для вас Робина, — сообщил Барт, подходя сзади. — И скоро приведу Китти.
Невилл повернулся к тренеру и взял поводья резвого гнедого мерина.
— Прекрасно. Сегодня — пробные забеги. Завтра — первая скачка.
А вечером… вечером — его пробный забег. Его первое испытание. Ибо мисс Берд и ее мать наверняка будут присутствовать на приеме и балу, которые собираются дать Каммингсы в честь празднеств в Донкастере. Он может либо продолжать вести себя как грубый деревенский болван, каковым в действительности и является… или вспомнит манеры, которые мать столько лет вбивала в него, и вести себя, как следует приличному джентльмену. Но для этого нужно бросить пить, а при одной мысли об этом Невилл холодел.
— Сначала дело, — пробормотал он, — а потом, вернувшись домой, можешь допиться хоть до синих чертей.
— О чем вы? — спросил Барт, который выходил из конюшни, ведя под уздцы скаковую кобылку.
— Так, ни о чем… молитва об успехе, — пояснил он, зная, что набожный тренер полностью его одобрит.
— Да, молитва об успехе нашей благородной Китти, — кивнул Барт, гладя кобылку по лбу.
Но на самом деле Невилл не собирался молиться за Китти. Она была рождена для скачек, так что ее успех обеспечен. Невилла беспокоил его собственный. И почему-то необычное появление мисс Оливии Берд в его жизни делало этот успех еще более сомнительным.
Все утро Оливия кипела от гнева. Удалилась в библиотеку и даже дошла до того, что заперла дверь. Но на этот раз Невилл Хок за ней не последовал. Он был так же груб и оскорбителен, как накануне, но по крайней мере не пошел за ней.
Как она могла держать в тайне случившееся? Все было бы не так уж плохо, если бы их дороги разошлись навсегда. Но они оба — гости в этом доме, приехали в Донкастер с одной целью и просто обречены постоянно сталкиваться друг с другом на балах и скачках.
Набегавшись по комнате, она приостановилась, и желудок тут же дал о себе знать угрожающим ворчаньем. Она не пошла на завтрак из опасения застать его там. И того факта, что полчаса назад она видела, как Хок с каким-то мужчиной уехали, захватив с собой нескольких скаковых лошадей, было недостаточно, чтобы заманить ее в столовую. Там наверняка будут ее мать и Пенни Каммингс, а у нее не было особенного желания встречаться с ними сейчас. Слишком она была рассержена и расстроена этим кошмарным лордом Хоком.
Но в желудке снова заурчало, и она бросилась в кресло, открыла журнал и стала перелистывать. Как он мог принять ее за женщину легкого поведения? Что в ее заметках могло навести его на эту мысль?
— Ему не нужны никакие причины, — вздохнула она. — Грубый, невежественный ум найдет грязь во всем.
И все же она продолжала искать:
«Держит прекрасную конюшню».
Она перевернула страницу.
«Довольно незатейливый ум, хотя натура великодушная».
Еще одна запись:
«Чрезмерно привязан к матери».
Что тут можно понять превратно?
Она дошла до чистой страницы и потянулась к перу, которое вместе с чернильницей нашла в ящике стола. |