Эшлин и Джой переглянулись и начали хохотать и хохотали до тех пор, пока Эшлин не сжалилась и не объяснила ситуацию.

Тед увидел на столе карты Таро и вытянул себе одну.

– Восьмерка треф. Эшлин, что это значит?

– Успех в делах, – ответила Эшлин. – Твое выступление сегодня потонет в шквале аплодисментов.

– А как насчет успеха у девушек?

Карьера юмориста привлекала Теда по одной-единственной причине: он хотел найти себе подружку.

Стоит парню, даже если он страшен, как смертный грех, появиться на сцене – с гитарой ли, комическими куплетами, в шутовском наряде, с монологом о перебоях в работе городского транспорта, – можно смело гарантировать, что женщины найдут его привлекательным. Пусть размер зрительного зала – десять квадратных метров, а сцена – всего лишь пыльный помост высотой в тридцать сантиметров, стоя на ней, человек излучает необъяснимое обаяние. Тед не раз видел, как женщины кидаются на шею комикам, работающим на дублинских сценах, и полагал, что здесь его шансы встретить свою половинку намного выше, чем в службе знакомств. Нет, в настоящую службу знакомств он никогда не обращался. Единственная служба, к услугам которой прибегал Тед, была брачная контора Эшлин Кеннеди: Эшлин с завидным постоянством пыталась поженить всех своих одиноких друзей. Но из всех подруг Эшлин Теду нравилась только Клода, а она, к несчастью, была недоступна. Абсолютно.

– Возьми еще карту, – предложила Эшлин. На сей раз Тед вытянул Висельника.

– Тебе сегодня определенно повезет, – одобрила Теда Эшлин.

– Но ведь это Висельник!

– Ну и что?! Вот увидишь, все будет хорошо!

Концерт проходил в шумном людном клубе. Тед выступал где-то в середине программы, и, хотя другие, настоящие комики смешили народ вполне остроумно, Эшлин никак не могла расслабиться и получать удовольствие. Ей казалось, что Теда ждет неминуемый провал, если только выступление другого дебютанта будет мало-мальски успешным.

Дебютант номер один оказался нестриженым юнцом, отработавшим свой номер под Бивиса и Батхеда. Публика была безжалостна. Пока несчастному кричали: «Проваливай, козел!», у Эшлин щемило сердце за Теда.

И вот настал его выход. Под лучом прожектора Тед казался хрупким и беззащитным. Он рассеянно почесал живот, задрал футболку, продемонстрировав резинку трусов и темную поросль на груди. Эшлин одобрительно кивнула. Правильно, может, девушки заинтересуются.

– Входит сова в бар, – начал Тед. Зрители подняли лица. – Заказывает пинту молока, пакет чипсов и десять сигарет. Бармен говорит своему товарищу: «Смотри, говорящая сова».

Раздались редкие смешки, но все по-прежнему ждали развязки.

Тед занервничал и перешел к следующей шутке.

– У моей совы нет носа, – объявил он. Молчание. От напряжения Эшлин чуть не до крови впилась ногтями в ладони.

– У моей совы нет носа, – с легким отчаянием повторил Тед.

И тут Эшлин осенило.

– Как у нее с запахом? – севшим вдруг голосом спросила она.

– Ужасно!

Воздух сгустился от эмоций. Люди оглядывались друг на друга с искаженными мучительным недоумением лицами.

А Тед упрямо продолжал:

– Я встретил друга, а он мне и говорит: «Кто та дама, с которой я видел тебя на Грэфтон-стрит?» А я ему: «Это не дама, это моя сова!»

Вдруг до всех дошло. Смех, сначала тихий, становился все громче, набирал силу, гремел раскатами, и наконец зрительный зал просто лег. Справедливости ради надо отметить: была суббота, и все были пьяны.