Гавриил Державин. Суворову на пребывание его в Таврическом дворце
Когда увидит кто, что в царском пышном доме По звучном громе Марс почиет на соломе, Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют, Но гордость с роскошью повержены у ног, И доблести затмить лучи богатств не смеют, — Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог, Плоть Епиктетову прияв, преобразился, Чтоб мужества пример, воздержности подать, Как внешних супостат, как внутренних сражать. Суворов! страсти кто смирить свои решился, Легко тому страны и царства покорить, Друзей и недругов себя заставить чтить.
1795
КОММЕНТАРИЙ Я. ГРОТА На великолепном празднике, который Потемкин 1791 г. давал Екатерине в Таврическом дворце (см. выше, стр. 377), Суворов не присутствовал; по свидетельству современников, он был удален с намерением: гордому временщику было тяжело, среди блеска, которым он хотел окружить себя, видеть истинного виновника взятия Измаила. 26 апреля, за два дня до празднества, Суворов, как сказано у Храповицкого, «послан осмотреть шведскую границу, — говорят, будто для того, чтобы отдалить Суворова от праздника и представления пленных пашей».
Прошло четыре года; Потемкина давно уже не было в живых; после взятия Варшавы Суворов оставался в ней целый год. Приглашенный в Петербург, он отправился туда в первых числах декабря 1795 г., 15-го числа прибыл в Стрельну и в тот же день вечером представился императрице в Зимнем дворце. Она назначила для пребывания его Таврический дворец, где он и прожил три месяца. Здесь бывал у него Державин; о первом их свидании П. Н. Ивашев рассказывает следующее: «Во второй день граф не желал никого принимать, кроме избранных лиц; первого он дружески принял Г. Р. Державина в своей спальне; будучи едва прикрыт одеждою, долго с ним беседовал и даже удерживал, казалось, для того, чтоб он был свидетелем различия приемов посетителям; многие знатные особы, принадлежащие двору, поспешили до его обеда (в Петербурге назначен был для обеда 12-й час) с визитом, но не были принимаемы: велено было принять одного кн. П. А. Зубова. Зубов приехал в 10 часов; Суворов принял его в дверях своей спальни, так же точно одетый, как бывал в лагерной своей палатке в жаркое время; после недолгой беседы он проводил князя до дверей своей спальни и, сказав Державину «vice-versa», оставил последнего у себя обедать.
Чрез полчаса явился камер-фурьер: императрица изволила его прислать узнать о здоровьи фельдмаршала и с ним же прислала богатую соболью шубу, покрытую зеленым бархатом с золотым прибором, с строжайшим милостивым приказанием не приезжать к ней без шубы и беречь себя от простуды при настоящих сильных морозах. Граф попросил камер-фурьера стать на диван, показать ему развернутую шубу; он пред нею низко три раза поклонился, сам ее принял, поцеловал и отдал своему Прошке на сохранение, поруча присланному повергнуть его всеподданнейшую благодарность к стопам августейшей государыни.
Во время обеда докладывают графу о приезде вице-канцлера графа И. А. Остермана; граф тотчас встал из-за стола, выбежал в белом своем кителе на подъезд; гайдуки отворяют для Остермана карету; тот не успел привстать, чтоб выйти из кареты, как Суворов сел подле него, поменялись приветствиями и, поблагодарив за посещение, выпрыгнул, возвратился к обеду со смехом и сказал Державину: Этот контр-визит самый скорый, лучший — и взаимно не отяготительный» (Отеч. Записки 1844, № 1 [т. XIV]: Из Записок о Суворове).
Вскоре после этого посещения Державин написал свои стихи, которые появились уже в феврале следующего года в Музе Мартынова (ч. I, стр. 99) ; потом они были перепечатаны в издании 1798, стр. 359, под заглавием: Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому, на пребывание его в Таврическом дворце 1795 года. |
