А что, если Шумда свозит ее куда-то, а потом доставит обратно домой? Робкая, крохотная надежда, вспыхнувшая было в ее душе, в тот же миг погасла. Все кончено. Она не сомневалась: ее ждет именно то, чего она боится, и будет оно ужасным. Она вспомнила, как вернулась в комнату Франсес и застала ту в слезах.

На Ла-Бреа он свернул влево и поддал газу. Вечерело. Небо все еще было ярким, но когда они садились в машину у ее дома, воздух уже остывал, успокаивался: природа начинала готовиться к ночи. По Ла-Бреа, мимо дешевых мебельных салонов, дешевых магазинчиков, дешевых забегаловок. На тротуарах здесь было заметно оживленнее, чем в других районах, — люди ждали автобусов на остановках, ждали друзей, ждали малейшего проблеска счастья, перемен, которые никогда не наступят.

Миранде повезло, и она это знала. Она много путешествовала, у нее была интересная работа, она была сама себе голова. Она заработала кой-какие деньги. Короткое время знала удивительного человека и была им любима. Хью. Если конец близок, то она хочет встретить его, думая о Хью Оукли. Словно прочитав ее мысли, Шумда прервал ее:

— Почему вы это сделали?

— Что  сделала? — Голос ее звучал хрипловато — ей не хотелось отвечать на его вопросы, особенно теперь, когда времени осталось так мало.

Он оторвал руку от рулевого колеса, взмахнул ею и снова уронил на руль.

— И вы ведь не единственная. Были и другие, кто сделал то же самое. Но мне просто любопытно. Что же в человеке должно быть такое, чтобы он взял и добровольно променял ту жизнь, что у него была, вот на эту?.. — Он снова поднял руку и взмахнул ею, словно отгоняя муху. — И вы ведь даже не знали, кому ее отдаете! Просто непостижимо. Подарить свое бессмертие чужому дяде. Человеку, которого вы в глаза не видели!

«Додж» остановился у светофора. Шумда взглянул на нее и скорчил гримасу. Она словно не замечала его и смотрела прямо перед собой. Загорелся зеленый свет, но Шумда не трогался с места и продолжал смотреть на нее.

В конце концов она сказала — скорее себе, чем ему:

— Я никогда всерьез об этом не задумывалась. Пришло время, и я должна была это сделать. Вот и все. Разве не удивительно? Я всегда боролась сама с собой: со своим сердцем, со своим разумом. И — с переменным успехом. Но это решение далось мне без борьбы. У меня и тени сомнения не возникло.

Старая женщина улыбнулась. Выражение ее лица изменилось, словно все бури, когда-то бушевавшие в ее груди, улеглись и она обрела покой. Шумда никогда не встречал человека, который, оказавшись в ее положении, был бы так спокоен, а уж он-то всяких повидал. Да, всяких.

— Жизнь собирается плюнуть вам в лицо, Миранда. Я на вашем месте не стал бы улыбаться.

Больше до самого конца пути они не разговаривали. К своей радости, она уголком глаза видела, что он то и дело поглядывает на нее — не изменилось ли выражение ее лица, не осознала ли она весь ужас того, что вот-вот должно с нею произойти. Почему невыносимый страх конца не сдавил ее в своих костлявых объятиях, как он это всегда делал с людьми, которых Шумда сопровождал в последний путь?

Прошло еще несколько минут. Он продолжал поглядывать на нее, но удовлетворенное выражение так и не исчезло с ее лица. Ну ладно, посмотрим!. Теперь недолго осталось. Посмотрим, как ты запоешь, когда увидишь, что тебя ждет!

Внезапно пейзаж стал холмистым; холмы были усеяны нефтяными скважинами, над каждой медленно покачивалось коромысло. Земля здесь была цвета хаки — выжженная солнцем. Какой-то незнакомый уголок Лос-Анджелеса, ничейная безлюдная территория, вклинившаяся между городом и аэропортом.

Включив поворотник, Шумда медленно переместился в правый ряд, а потом съехал с дороги на обочину.