— На прошлой неделе я видела женщину в инвалидной коляске на обочине хайвея. Прямо у кромки лос-анджелесского шоссе, а мимо с жутким ревом мчались машины. Я так за нее испугалась. Откуда она там взялась? Что делала? Как это случилось? Я все время о ней думала, и вот только теперь поняла почему. Это была я, Зоуи.

— Ты? Как это?

— Не знаю. Ее беспомощность, грозившая ей опасность. Ненормальность  того, что она там находилась. Чем дольше я живу на свете, тем больше во мне осторожности. Знаешь, это как если перестаешь пользоваться какой-то своей конечностью, потому что можешь без нее обойтись или потому что она была нужна тебе только в детстве, когда лазал по деревьям. И в один прекрасный день вдруг понимаешь, что больше не можешь даже шевельнуть этой ногой…

— И оказываешься в инвалидной коляске.

— Вот именно, но и это не так уж плохо, потому что все окружающие тоже в колясках. Никто из тех, кого мы знаем, больше не лазает по деревьям. Но рано или поздно мы оказываемся на шоссе, в одиночестве, помочь некому, а нам необходимо перебраться на другую сторону. Мы пригвождены к месту, мы завязли, и это опасно.

— Так ты завязла?

— Хуже. Я осторожна,  и мне непонятно, как с этим быть. Я теперешняя точно не влюбилась бы в Джеймса. Я бы только разок его нюхнула и сбежала куда глаза глядят. Или изо всех сил крутила бы колеса своей инвалидной коляски, чтобы поскорее унести ноги. Он слишком опасен.

— Потому что у него-то ноги целы?

— И ноги, и руки, и… хвост! Имея хвост, он запросто перескакивает с ветки на ветку. Вот это-то и было в нем самое замечательное, и те времена потому были замечательные: я на все сто использовала свои руки и ноги, и мне это нравилось. А теперь я слишком боюсь любого риска. Хотелось бы мне узнать запах моего счастья.

Она смотрела на меня, а я продолжала плакать. Чудесным летним днем на заднем дворе дома моей лучшей школьной подруги жизнь для меня остановилась. Мне больше не хотелось идти на встречу с одноклассниками, даже если там будет Джеймс. Встреться я с ним, и все стало бы еще только хуже.

О чем говорят мертвые

—  Ты когда-нибудь задумывалась, о чем говорят мертвые?

Мы стояли вплотную друг к другу перед зеркалом в ее крошечной ванной, нанося на лица последние штрихи макияжа.

— Что ты имеешь в виду?

Она повернулась ко мне. Один глаз полностью накрашен, другой совсем без косметики и очень молодой. С макияжем или без него, глаза Зоуи были слишком невелики, чтобы в них могла отразиться вся прожитая ею жизнь. Из радиоприемника, стоявшего в углу, гремела «Белая свадьба» Билли Айдола.

— Я вспомнила о своих родителях…

— Нет уж, не перескакивай на другое. Ты спросила, задумывалась ли я, о чем говорят мертвые.

Она ткнула в мою сторону кисточкой для туши.

— В общем, я верю в загробную жизнь. Нас там что-то ожидает, не знаю только, что именно. И если так оно и есть, то это место должно быть такое большое, правда? И ты там встречаешься с людьми, которых знала? Представь на минуту, что это именно так. Вот я и вспомнила своих родителей. Что, если они сейчас видят, как мы готовимся к этой вечеринке. Что бы они об этом сказали?

— Сказали бы, что это классно.

— Может, и так. Но теперь они знают куда больше, чем мы. Представь, стоит мне увидеть похоронную процессию или услыхать, что кто-то умер, это первое, что приходит на ум: теперь они знают.  Каждый раз самая первая мысль. Теперь они знают.

— Ну и ну.

— Даже самый ничтожный, никудышный… какая-нибудь жалкая козявка, а не человек.