Джонни бросил на нее настороженный взгляд.

Ожидает проблем с ее стороны?

— Митч был прав, — мягко заметила она. — Ты заставил всех нас вместе с тобой пережить драму своего героя. Я знаю очень немногих актеров, чья игра так бы брала за душу. Ты заслужил все свои похвалы, Джонни.

Его губы скривились в насмешливой улыбке.

— Честно говоря, я не играл, Меган. Я просто перенес на экран то, что чувствовал… в отношении некоторых вещей…

— Каких? — Пульс Меган участился при мысли, что некоторые сюжетные линии фильма перекликались с его жизнью.

Джонни покачал головой.

— Ничего такого, что имело бы отношение к нашей нынешней жизни.

Он снова ставил между ними барьер.

Стиснув зубы, Меган решила на этот раз не сдаваться.

— Я хочу знать о тебе все, Джонни, а не только то, что ты считаешь нужным, чтобы я знала.

Он бросил на нее сумрачный взгляд.

— Нет, Меган, не хочешь. Ты много раз говорила о том, что твой мир — это Гундамурра и другой тебе не нужен.

Черт побери ее собственные слова! И собственную глупость!

— Мне жаль, что фильм так взволновал тебя, продолжал Джонни. — Просто не забывай о том, что он был снят до того, как мы поженились.

Он озвучил ее собственные мысли.

Ее сердце сжалось, когда она поняла, как близко к сердцу принял Джонни все те слова, которые она говорила раньше, но его решимость сделать их брак счастливым заставляла его носить все это в себе. Это тоже была политика выживания. Он решил отринуть все, что могло поставить под угрозу их брак, нарушить его стабильность, и старательно избегал малейших неприятностей.

Обиженный и обделенный судьбой мальчик все еще жил в Джонни Эллисе. Спрятанный глубоко внутри, он по-прежнему заставлял его быть осторожным в этом враждебном мире.

.. Сняв одежду, Джонни лег на кровать и потянул за собой Меган.

— Ты, должно быть, устала. — Он начал расстегивать пуговицы на ее рубашке.

— Прекрати! — закричала она.

Джонни, не ожидавший такого резкого отпора, нахмурился.

— Перестань относиться ко мне покровительственно, Джонни. — В глазах Меган была мольба о понимании. Она торопливо заговорила:

— Я видела в твоей карьере угрозу тому, что могло бы сложиться между нами, но за прошлый год я выросла и изменилась и теперь понимаю, что запереть такого человека, как ты, в клетку — преступление.

Джонни нахмурился еще сильнее.

— Я не считаю Гундамурру клеткой, Меган.

Здесь простор и много чем можно заняться.

Меган протянула руку и погладила его по щеке. Ей хотелось не просто коснуться его кожи, а забраться под нее, под все те защитные слои, которыми он оброс за долгие годы.

— Я люблю тебя, Джонни. Я хочу, чтобы ты разделил свою жизнь со мной. Всю жизнь, а не только ту ее часть, которую ты считаешь приемлемой для этого. Обещаю, я не отвернусь от тебя, что бы за этим ни стояло или потому, что для меня это незнакомо или непривычно. Пожалуйста Джонни, впусти меня в свое сердце.

Джонни смотрел на нее с удивлением.

— Ты никогда раньше не говорила ничего подобного.

— Я была испуганной дурочкой, которая не могла поверить, что ты сможешь принадлежать ей целиком. Если ты действительно хочешь разделить со мной жизнь, Джонни, я клянусь, я всегда буду рядом, куда бы ты ни захотел отправиться или чем бы ни решил заняться…

Джонни прижал палец к ее губам, заставляя замолчать.

— Ты любишь меня? — резко спросил он, как будто не в силах поверить услышанному.

Потрясенная тем, что, живя вместе с ней, он не чувствовал себя любимым, Меган рассказала ему обо всем — о том, как в детстве он был ее героем, о подростковых мечтах и разочарованиях, о защитной реакции, которая приняла форму насмешливой презрительности, о непреодолимом желании хоть раз принадлежать ему, о чувстве вины, которое она испытывала, уверенная, что поймала его в ловушку брака, о своем страхе не соответствовать ему.