И предлагать ей продать свой талант и отправиться с ним!

Но он ведь не считал, что у нее есть талант?

Какая работа? Так спросил он ее.

Эти слова обожгли ее. И даже сейчас, два года спустя, боль оставалась острой.

Но сейчас нет причин говорить об этом. Нет причин спорить. Он не мог — или не хотел — видеть. И ей пора бы знать, что его не переубедить.

Да и какая разница? Джаред — часть ее прошлого. Они больше не живут вместе. Они больше не любовники. Он живет в Малибу, она — в Нью-Йорке. У него своя жизнь, у нее своя.

Тем не менее, напомнила она себе, они должны вместе добраться до Нью-Йорка. Из какого бы каприза Джаред ни предпринял это путешествие, им еще ехать вместе тысячу миль. И обсуждать болезненные темы — не лучший способ проводить время.

— Давай каждый останется при своем мнении, и забудем об этом, — предложила она.

— Тогда о чем же нам говорить?

Энни вздохнула и посмотрела в окно.

— Ни о чем.

— Ни о чем? И это Энни Д'Анджело? Мисс «Миру необходимо знать мое личное мнение»?

Терпи, приказала себе Энни. Потерпи, и это тоже пройдет.

Но тысяча миль намного длиннее свадьбы.

Они могли бы спокойно доехать, говорила себе Энни, если бы только Джаред старался сотрудничать. Он не старался. И теснота в кабине старой колымаги Винни тоже подрывала ее решимость.

Было практически невозможно сидеть рядом с Джаредом, слушать, как он мурлычет все те же ирландские напевы, которые она привыкла слышать, когда он брился по утрам, вдыхать незабываемый для нее слабый аромат мыла «Патрик» — и не вспоминать ничего другого.

Не помогало ее спокойствию и то, что Джаред, похоже, не сомневался в своей правоте, напоминая ей о прошлом. Фактически он делал это с явным удовольствием. Она безуспешно пыталась игнорировать его.

— Помнишь тот день, когда ты получила роль в «Вампирах-лесбиянках»? — спросил Джаред, когда они остановились перекусить в Эффингеме.

— Ммм, — без всякого интереса откликнулась она, хрустя пикулями и глядя мимо его левого уха.

— Мы устроили пикник в Центральном парке.

— Ммм.

— Салями с сыром, насколько я помню. И пиво. Какое-то пиво.

Эль, подумала Энни, но ничего не сказала. Это был эль «Мэрфи».

— Мы спустились к лодочной станции и легли на солнце. Ну и жарища была в тот день!

Жара стояла ужасная, но им было все равно. Они расстелили покрывало рядом с лодочной станцией, затем улеглись на солнце, наслаждаясь теплом и невиданной удачей Энни.

Они радостно улыбались друг другу, щипали сэндвичи — и друг друга, пробовали эль — и друг друга…

— А потом ливень… — напомнил Джаред.

Он пришел из ниоткуда и промочил их до нитки. Наконец Джаред поднял ее на ноги и заторопил домой. Дождь мог остудить их тела, но не жар их страсти. Не успели они добраться до своей квартирки, как тут же занялись любовью.

— Помнишь тот день, Энни? — тихо спросил Джаред.

Но Энни закрыла глаза и сделала вид, что не слышит.

— А как тебе тот вечер, когда мы собирались оклеить обоями ванную, а потом идти с Дайаной на Саут-стрит?

Сейчас день уже клонился к вечеру, и они проехали Терре-Хоут.

Энни ударила себя кулаком по коленке. Не надо, Джаред, безмолвно взмолилась она. Пожалуйста, не надо!

— А вместо этого чуть не оклеили обоями друг друга?

Ты первым начал, подумала Энни. Когда она подошла, он слегка мазнул клеем ее нос. Она отплатила полоской поперек щеки.