— Сэм, какого черта ты делаешь? — крикнул Бобби, когда младший Винчестер побежал назад к стройке.

— Что могу, то и делаю, — отозвался Сэм.

Нырнув под брезент, Сэм, промокший к этому моменту насквозь, направился прямиком к костям.

— Что ты делаешь? — удивился полицейский.

Не обратив на внимания на вопрос, Сэм разорвал пакет и высыпал соль на видимые кости, потом открыл канистру.

— Хочешь посолить и сжечь их?

— Эй, ты же сам говорил, что не поможет! — окликнул его медэксперт.

— Не поможет, — согласился Сэм.

Он полил кости и землю вокруг них бензином, зажег спичку и бросил ее на кости, радуясь, что брезент не пустил сюда влагу.

— Так к чему всё это?

Сэм откинул с глаз мокрые пряди:

— Убить не убьет, но будет больно.

Последний Калуза закричал, когда часть его занялась пламенем. Он не понимал, что происходит, но было ужасно больно. Как будто души из него вытаскивало по одной. Как будто люди его племени снова умирали один за другим, унесенные болезнями и пулями чужаков. Собравшись с силами, Последний Калуза залатал дыру, снова становясь единым целым. Но на это ушли время и сила, и он стал уязвимее для мертвой души.

Краешком сознания Дин заметил, как Сэм бежит к Импале и возвращается с солью и бензином. «Вот это мой братишка!» — гордо подумал он, радуясь, что Сэм смог освободиться и что он, Дин, внес в его освобождение свой вклад. Пусть уничтожение костей не убьет Последнего Калуза, но силы у него будут уже не те. Калеб шепнул Дину:

— Да, это создание станет слабее. Тогда, может быть, мы сможем одержать верх.

Дин услышал рёв пламени, охватившего скелеты, и почувствовал, что призрак стал меньше. Да, теперь, когда Сэм организовал барбекю из костяшек, Последний Калуза вернулся к тому росту, какого он был в номере Федреготти. Воспользовавшись заминкой, Дин собрал воедино страсть и боль, упрямство и жизнерадостность, воинственность и миролюбие, отчаяние и надежду и вложил их в один-единственный удар.

— Хорош, Тонто. На своих двоих отсюда уйдет только один. И это будешь не ты!

Ради американского народа…

Ради моей бедной Агнес…

Ради всех мальчиков, которые не пережили войну…

Ради мамы с папой…

Ради всех туристов, которые скрасили мои последние дни…

Ради музыки…

Ради азарта погони…

И за Сэма.

Дин ударил силой. Сквозь капли дождя, бегущие с козырька кепки, Бобби увидел, как сияние вокруг Последнего Калуза поблекло, а сам призрак уменьшился в размерах вскоре после того, как Сэм нырнул под брезент. «Хорошо сработано, малыш» — подумал он и тут же заметил, что свет, окутывающий Дина, стал кроваво-красным. А потом Дин ударил по Последнему Калуза всем, что у него было. Да, только что он кричал просто жутко, но тот крик казался невинным шепотом по сравнению с воплем, который вылетел изо рта призрака. Сияние вокруг Последнего Калуза практически сошло на нет, а сам он стал прозрачным. Улыбка демона лучилась жестоким весельем. Волосы девушки снова заблестели, кровотечение остановилось, сошли волдыри. В выражении лица Дина сплавились мука и решимость, потом он снова закричал, но уже не от боли, а от волны адреналина, как кричат бойцы, голыми руками разбивая блоки льда. Тут вспыхнул свет, и Бобби ослеп. Он плотно зажмурился, заслонился рукой, но все равно продолжал видеть свет, очень надеясь, что с этой вспышкой Последний Калуза развоплотился. Чуть позже Бобби пришлось моргнуть не один десяток раз, чтобы прогнать всполохи перед глазами. Тем временем дождь прекратился.