«Я просто зелье забыла погасить… Варила, варила, а тут по магическому кристаллу сериал пошел! Ну разве это повод кричать на меня? Разве это повод бросать меня?».
Я смотрела на седой волос, а потом взяла в руки перо и бумагу. Ладно, что мы можем знать про обладателя седых волос? То, что он – старик! Раз волос тонкий, вероятней всего – очень древний старик. Присмотревшись к ректору, я поняла, что волос длиннее. Посадив кляксу на черновик, я стала со злостью делать предварительные записи, исходя из собственных наблюдений. Что мы имеем? «Старое пердло!», – написала я на черновике, прекрасно понимая, что на чистовике это превратиться в опытного, убеленного сединами чародея, который прожил долгую и очень достойную жизнь. Я осторожно подергала волос, проверяя его на прочность. «Где то пахнет венками! Черви на кладбище обыскались!», – записала я в черновик, делая, вид, что усиленно подглядываю в магический шар. «Возможно, жизненный срок, отведенный этого почтенному старцу, не так долог», – прикинула я, снова делая бесполезные пассы над шаром.
Мне показали такое, от чего я забегала глазами. Два силуэта, мужской и женский сплелись в таких объятиях. У меня глаза на лоб полезли. Где то в трусах у меня лежала шпаргалка по любовным символам и значениям, а я осторожно лезла за ней, стараясь не привлекать лишнего внимания.
– Как вам не стыдно! – послышалось осуждающее со стороны комиссии, а я замерла, делая вид, что им просто показалась. Покрывшись румянцем я, села скромной отличницей, усиленно сочиняя дальше.
«Любовная сфера. Годы его юности уже прошли, а орган из многозадачного превратился в монозадачный. И то в последнее время задача дается с трудом… Он помнит, что такое женщина, но не помнит, что с ней нужно делать!», – записала я в черновике, пытаясь вспомнить еще пару фактов про стариков и приплести картинку в тумане. Семьдесят процентов совпадения уже считается хорошим результатом!
«Если раньше он мог нести две сумки с ингредиентами, то сейчас несет мудрое, доброе, вечное, никому не нужное! И бред по субботам!», – записала я, чувствуя, как от нервов дрожат руки. Перо коснулось моих губ. Я нервно расстегнула ворот рубашки.
«Иногда забывает, куда и зачем шел. Чаще всего это происходит возле туалета», – мучилась я, напряженно кусая губы и перо. Мне было душно и зябко одновременно. Противные часы тикали, отмеряя время экзамена. Ректор спал, клюя носом, остальные увлеклись разговорами, даря мне драгоценные минуты на подготовку.
«Мечтает тряхнуть стариной, но старина уже не тот. Шоркает тапками. Пердит в присутствии родственников. Забывает мыться и не подозревает, что его носки похоронят вместе с ним и закроют саркофагом!», – записала я, вспоминая одного мерзопакостного старикана, из за которого моя мать была лишена наследства.
Через пять минут я иссякла. До конца экзамена осталось две минуты. Меня холодным одеялом накрывала паника. Я пыталась переписать все на чистовик. Получалось как то негусто!
– Шарик, – взмолилась я, поглядывая на комиссию, обсуждающую будущую передачу Академии. – Я прошу тебя… Помоги… Мне бы хоть троечку…
– Помочь? – послышался тихий шепот. Во млечном мареве сферы черными прожилками стал проступать маленький комочек тьмы. На меня смотрели светящиеся белые глазки. Нечто улыбалось мне противной улыбочкой, пока я уцепилась за последнюю надежду сдать этот дурацкий экзамен.
– Дай ка подумать… Почему бы и нет! Только вот в обмен на маленькую услугу! – заметил комочек тьмы.
– Что ты предлагаешь? – опасливо спросила я, боясь, что мой шепот услышит кто нибудь из комиссии. Маленькая черная клякса выглядела забавно, особенно, когда строила задумчивую рожицу.
– Освободи меня, – послышался жалобный голосок. |