У Гаррода осталось впечатление, что выскажись все газеты в поддержку ретардита, глава отдела по связям с общественностью все равно убедил бы его выложить миллион — чтобы удержаться на гребне успеха. И хотя миллион теперь значил для Гаррода меньше, чем один-единственный доллар в далеком детстве, он так и не смог до конца преодолеть отношение к деньгам, воспитанное в нем годами жизни со скрягой-дядюшкой там, в Барлоу, штат Орегон. Каждый раз, выписывая чек на солидную сумму или утверждая крупные ассигнования, он представлял лицо дяди, серое от дурных предчувствий.
Следующей была встреча с Шикертом, главой отделения жидких светокрасителей. Отделение выпускало тиксотропную эмульсию, состоявшую из прозрачного полимера и частиц измельченного медленного стекла с периодом задержки от нескольких часов до недели. Применялась эта краска в основном архитекторами: ночью покрытые ею здания испускали мягкий, нежный свет. Но неожиданно измельченный ретардит стал пользоваться большим спросом у других изготовителей красок. Викерт предлагал построить новый завод; который позволил бы увеличить производство ретардита на тысячу тонн в неделю. И снова Гаррод позволил уговорить себя, меж тем как мысли его были далеко. Наконец, взглянув на часы, он увидел, что менее чем через час ему отправляться в Лос-Анджелес, и с облегчением покинул контору.
— Поначалу возможны неприятные ощущения, — сказал Эрик Хьюберт, — зато миссис Гаррод снова видит.
— Уже! — Гаррод с трудом находил слова, чтобы выразить хаос завладевших им чувств. — Я… Я весьма признателен.
Хьюберт нежно водил пальцем по границе пушистого клина искусственных волос — парик придавал ему сходство с розовым пластмассовым Мефистофелем.
— Сама по себе операция была несложной, поскольку переднюю камеру глаза мы предварительно закрыли инертной коллоидной пленкой. Это позволило удалить сумку хрусталика и сделать прорези в роговице без потери… Простите, вам тяжело слушать?
— Ничего, ничего.
— Беда нашей профессии — нельзя похвастаться своей работой. Глаз — удивительно прочный орган, но люди, особенно мужчины, не могут слышать о подробностях даже самой простой операции. Люди, в сущности; и есть их глаза. Мы подсознательно ощущаем, что сетчатка — это продолжение мозга, а потому…
— Могу я увидеть жену?
— Разумеется. — Хьюберт даже не сделал попытки встать со стула и принялся перекладывать стопки бумаг. — Прежде чем мы пойдем к миссис Гаррод, я хочу объяснить, что от вас потребуется.
— Не понимаю. — Гаррод ощутил беспокойство.
— Я пытался убедить миссис Гаррод, что гораздо удобнее были бы ежедневные визиты опытной сестры, сведущей в офтальмологии. Но она и слышать об этом не желает. — Хьюберт устремил на Гаррода спокойный, оценивающий взгляд. Она хочет, чтобы каждое утро диски ей меняли вы.
— О, — Гаррода передернуло. — Что же мне придется делать?
— Ничего сложного, вы отлично справитесь, — сказал Хьюберт мягко, и Гаррод вдруг почувствовал отвращение к самому себе за то, что позволил нелепой внешности хирурга повлиять на его, Гаррода, мнение об этом человеке. — Вот эти диски.
Он открыл плоский футляр и показал Гарроду маленькие стеклянные пластинки, лежавшие парами. Диски диаметром менее сантиметра с загнутыми вверх стеклянными хвостиками — крохотные полупрозрачные сковородки. Одни диски были угольно-черными, другие излучали свет различных оттенков.
Губы хирурга дрогнули в улыбке.
— Не мне объяснять вам, что это за материал. Эти ретардитовые диски имеют различное время задержки — один день, два или три дня. Один день — минимальный период, потому что открывать прорези в роговице чаще одного раза в двадцать четыре часа не рекомендуется. |