Почти все теперь постоянно носили с собой червокамеру. Как правило, это была миниатюрная модель размером с наручные часы, изготовленная с применением технологии сжатого вакуума. Персональная червокамера являлась средством связи с остальным человечеством, со славой и ужасами прошлого. Ну и конечно, она по-прежнему оставалась удобной игрушкой для того, чтобы заглянуть за ближайший угол.

А под неусыпным взором червокамеры все очень изменились.

Люди даже одеваться стали иначе. Люди постарше и здесь, на запруженных улицах Рима, были одеты в вещи, бывшие в моде несколько лет назад. Некоторые туристы разгуливали в кричащих футболках и шортах, как это было принято не один десяток лет. У одной женщины яркая надпись на футболке гласила:

ЭЙ ВЫ ТАМ, В БУДУЩЕМ! ЗАБЕРИТЕ ОТСЮДА ВАШУ БАБУСЮ!

Но гораздо большее число людей предпочитали закрываться с головы до ног, носили цельнокроенные комбинезоны с высоким воротом-стойкой, с длинными рукавами, к которым были пришиты перчатки, длинными брюками, почти закрывающими ботинки. Встречались и одежды, позаимствованные из исламского мира: бесформенные платья и туники с подолами, волочившимися по земле, чадры, закрывавшие все, кроме пристальных и опасливых глаз.

Другие поступали совсем иначе. Навстречу прошествовала пара нудистов. Двое пожилых мужчин, держась за руки, с горделивой дерзостью демонстрировали прохожим обвисшие животы и сморщенные гениталии.

Люди старшего возраста, к которым не слишком охотно себя причислял и Давид, держались осторожно или, напротив, дерзко – в их поведении неизменно ощущалось непрерывное постоянное понимание того, что на них смотрит недреманное око червокамеры.

Молодые отличались совсем другим поведением.

Многие юноши и девушки разгуливали абсолютно обнаженными, за исключением предметов чисто практичного свойства типа сумочек на поясе или на груди или сандалий. Но у них Давид не замечал ни стеснительности, ни настороженности, имевшей место у пожилых. Эти словно бы насчет одежды рассуждали только с точки зрения практичности или желания как-то продемонстрировать особенности своего характера, а уж о скромности или каких-то табу тут и речи не было.

На глаза Давиду попалась группа подростков в масках, изображавших широкоскулое лицо молодого человека. Одинаковые маски были и на мальчиках, и на девочках, но каждая маска чем-то отличалась от остальных: то лицо было забрызгано дождем, то залито солнцем, то чисто выбрито, то заросло бородой, то было плачущим, то смеющимся и даже спящим, но все это не имело никакого отношения к тому, чем занимались владельцы масок. Смотреть на подростков было неприятно: казалось, по городу шествует компания клонов.

Это были маски Ромула – новомодный аксессуар от «Нашего мира». Ромул, основатель города, стал чрезвычайно популярен у юных римлян с тех пор, как червокамера доказала, что он действительно существовал, – и пусть его брат и вся эта дребедень насчет волчицы оказалась чистым вымыслом. Каждая маска представляла собой просто-напросто софт-скрин, плотно облегавший лицо и снабженный встроенной червокамерой. На экран проецировалось лицо Ромула в том самом возрасте (с точностью до минуты), в каком находился владелец маски. Другие регионы мира «Наш мир» снабжал масками местных героев.

Товар шел нарасхват. Но Давид знал, что он ни за что не привыкнет видеть лицо юноши времен каменного века, а ниже – обнаженную девичью грудь.

В сквере на скамейке страстно целовались голые парень и девушка, и им не было никакого дела до того, что вокруг них собрались зеваки и таращатся на их любовные ласки.

Давид знал, что некоторые комментаторы (из взрослых) относятся к такому как к гедонизму, к безумным пляскам молодых перед пожаром. Это было легкомысленное молодежное отражение жутких нигилистических философий отчаяния, расплодившихся в последнее время в ответ на неотвратимое приближение Полыни.