Кейт казалось, что она ощущает пульс в невидимой руке, прикасающейся к ее ладони.

И тут вдруг со стуком распахнулась настежь дверь.

Вошла Мэй Уилсон с пистолетом. Не раздумывая, она выстрелила два раза – по обе стороны от Кейт. Пистолет был с глушителем, выстрелы прозвучали негромкими хлопками.

Послышался вскрик, в воздухе повисло пятно крови, а второе пятно было похоже на маленький взрыв – в том месте, где пуля вылетела из тела Бобби.

Кейт попыталась встать. Но в затылок ей уперлось дуло пистолета Уилсон.

– Даже не думай об этом.

Плащ-невидимка Бобби рассеивался. Вокруг его ран образовались большие концентрические круги искажения пространства и теней. Кейт видела, что он пытается добраться до двери. Но там его поджидали охранники из службы безопасности Хайрема, он при всем желании не мог уйти.

Но вот появился и Хайрем собственной персоной. Его лицо было искривлено гримасой, за которой стояли непонятно какие чувства. Он зыркнул на Кейт, на лежавшего на полу Бобби.

– Я знал, что ты не удержишься. Я поймал тебя, маленький кусок дерьма.

Кейт не выводили из кубика-одиночки… сколько же времени ее не выводили? Тридцать, сорок дней? Теперь она ужасно непривычно, беззащитно чувствовала себя в похожих на пещеры, тускло освещенных помещениях «Червятника».

Выстрелом Бобби пробило плечо, разорвало мышцы, раздробило кость, но – по чистой случайности – он остался жив. Медики, обслуживавшие персонал «Червятника», хотели сделать Бобби общий наркоз, когда обрабатывали его рану, но он, глядя на Хайрема в упор, от наркоза отказался и перенес боль, оставаясь в полном сознании.

Хайрем первым шествовал по безлюдному проходу мимо безмолвного громоздкого оборудования. Уилсон и прочие охранники шли, взяв Кейт и Бобби в кольцо. Некоторые шли позади и наблюдали за пленниками. Они словно бы давали понять, что о побеге и думать нечего.

Хайрем, погрузившийся в размышления о том, что задумал, вид имел опасливый, по-крысиному загнанный. Он сопровождал ходьбу странными, то и дело повторяющимися движениями. Это был человек, который слишком много времени проводил в одиночестве.

«Он сам – субъект эксперимента, – невесело думала Кейт, – человек, лишенный компании, боящийся темноты, подверженный постоянным, наполненным разной мерой враждебности взглядам населения всей планеты».

Его словно бы со всех сторон окружали их невидимые глаза. Его упорно разрушала машина, которую он и представить себе не мог. Он, наверное, даже теперь не понимал, каковы все последствия этого изобретения. Кейт стало даже немного жаль его: она осознала, что во всей истории человечества еще не было человека, который имел больше прав на паранойю.

Но она ни за что не смогла бы простить его за то, что он сделал с ней – и с Бобби. И еще она понимала, что у нее нет ни малейшего представления о том, как Хайрем намеревался с ними поступить теперь, завладев сыном.

Бобби крепко держал Кейт за руку. Он как будто не хотел терять контакт с ее телом, хотел, чтобы они были неразделимы. При этом, словно бы обороняя ее, он слегка опирался на ее руку, но так, что другие этого заметить не могли, и черпал силы, которые она с радостью дарила ему.

Они попали в часть «Червятника», где Кейт никогда прежде не бывала. Тут было сооружено нечто вроде бункера – массивный куб, наполовину утопленный под пол. Внутри он был ярко освещен. Сбоку в куб вела дверь, оснащенная тяжелым штурвалом, как люк в переборке на подводной лодке.

Бобби осторожно сделал шаг вперед, крепко держа Кейт за руку.

– Что это такое, Хайрем? – спросил он.