Изменить размер шрифта - +
Она и не планировала лететь в Гамбург. Да, сердце рвалось к Артуру. Но… но Света не была уверена, что ей там место. Не была уверена, что сможет выдержать в тот самый момент, когда повязку снимут. А вдруг… вдруг не… Да, она трусиха. Да.

А потом, билеты очень дорогие. У нее не таких денег. Света и так слишком за многое в своей жизни позволяет платить Милане. Так нельзя.

В общем, у нее была целая россыпь причин и оправданий, чтобы не лететь в этот чертов Гамбург. Но у Миланы нашелся еще один аргумент. За который она еще и извиняется!

— Не извиняйся, — получилось резковато, и Светлана поторопилась исправиться. — Все равно кто-то должен остаться здесь и присматривать.

Света сказала это и осеклась. Тоже мне, присматривальщица. Как быстро она присоединила себя к Артуру и Милане. Как быстро присвоила себе право… нет, не то… как скоропалительно решила, что она что-то значит в этой компании. Парикмахерша бывшая, а туда же! Присматривать за бизнесом с оборотом с такими цифрами, каких Светка в своей жизни никогда не знала!

Милана резко затушила сигарету, подошла к Светлане и крепко обняла ее.

— Твоя правда, мать. Присматривай. На тебя вся надежда.

Светлана наклонила голову и заглянул Милане в лицо. Нет, она не шутит, не ерничает, Милана говорит абсолютно серьезно. Света вздохнула и положила Милане голову на плечо. Господи, как же все запуталось.

Ничего, скоро все распутается. И все станет ясно.

 

* * *

На Москву налетела непогода в виде ледяного дождя и ветра. Рейсы отменялись пачками, в Домодедово скопилась огромная толпа пассажиров, которые не могли вылететь. Милана кляла себя за то, что не вылетела заранее, за сутки. А теперь есть шанс, что она не успеет к тому моменту, когда снимут повязку. Ее ведь никто ждать не будет.

Милана проторчала в Домодедово десять часов, все это время безуспешно пытаясь обменять билет, купить другой — все без толку. Параллельно она отчитывалась брату, через слово матерясь, а Арчи ее успокаивал — мол, ну и ничего страшного, повязку снять — ее помощь не требуется, и от ее присутствия ничего не зависит.

Зависит. Для Миланы — зависит. Она знала, что должна быть с братом в этот момент. Чтобы… чтобы просто быть. И разделить с ним все — и радость, и…. и другое. Чтобы ни выпало — все разделить. У них теперь и навсегда — все общее.

А она сейчас торчит в битком набитом нервными пассажирами Домодедово. А все потому, что хотела решить очень важный вопрос до отъезда, а этот противный Ватаев тянул с данными до последнего. Во всем он виноват. Марат будь он неладен Хасанович!

Самолет улетел с задержкой в одиннадцать часов, когда немного потеплело, лед на взлетно-посадочных полосах растаял, и ветер слегка утих. Да толку-то? Милана все равно уже безнадежно опаздывала. Она прилетит в Гамбург к тому моменту, когда Арчи уже снимут повязку.

А Гамбург из солидарности с Москвой тоже порадовал плохой погодой — в этот раз в виде мокрого снега. И в городе случился транспортный коллапс. Милана с тоской смотрела на медленно проплывающий за окном такси слегка припорошенный германский пейзаж. Уже все. Повязка уже снята. И раз Артур не звонит… Господи, она должна быть там, с ним!

Милана наклонилась вперед, к водителю, и, используя весь свой небогатый запас немецких слов, спросила, не могут ли они двигаться быстрее. Она понимала, что это невозможно, но молчать было невыносимо. Чернокожий водитель обернулся, сверкнул в улыбке ослепительно белыми зубами и лишь виновато пожал плечами.

— Еще полчаса.

Это она поняла. Что еще оставалось? Полчаса. Почему не звонит Арчи?! Но сама ему позвонить Милана так и не решилась.

 

* * *

Милана влетела в его палату взмыленная, растрепанная, вспотевшая.

Быстрый переход