При обыске переводчик не присутствовал. Никаких вопросов ей немцы не задавали, а лишь переговаривались между собой, смеялись и несколько раз ударили ее по щекам. Держала она себя при этом мужественно, ни одного слова не произнесла. Обыск в этом доме продолжался не более 20 минут.

После обыска старший из них скомандовал: „Рус! Марш!“

Она спокойно повернулась и вышла со связанными руками в сопровождении немецких солдат из этого дома на улицу. Немцы привели ее в дом гр. Ворониной А. П., где размещался немецкий штаб войск связи. Войдя в дом, немцы, приведшие ее, закричали: „Матка! Рус! Это она сожгла дом!“ Здесь ее вторично обыскали. Бутылки с горючей жидкостью показывали гр. Ворониной и говорили: „Вот, матка, чем дома поджигают“, — и после этого повесили сумку с бутылками на шею этой девушке. Гр. Ворониной немцы приказали лезть на печку, а сами стали раздевать эту девушку. Они сняли с нее брюки, и она осталась в одном нижнем белье, после чего офицер стал спрашивать у нее по-русски: „Ты откуда?“ Она ответила: „Из Саратова“. „Куда ты шла?“ Ответ: „На Калугу“. — „Сколько времени ты переходила линию фронта?“ Она ответила: „Три дня“. „С кем ты была?“ Ответ: „Нас было двое, подруга моя была задержана немцами в Кубинке“. — „Сколько ты сожгла домов?“ Ответ: „Три“, „Что ты еще сделала?“ Она ответила: „Больше я ничего не делала и говорить больше ничего не буду“. Этот ее ответ взбесил офицера, и он приказал четырем солдатам пороть ее. Пороли они ремнями, с перерывами, ударили они ее ремнями более 200 раз. Они пороли и спрашивали ее: „Скажешь или не скажешь?“ Но она все время молчала, ни одного слова не произнесла. Лишь в конце порки от сильной боли вздохнула и сказала: „Бросьте пороть. Я больше ничего вам говорить не буду“. Во время порки офицер несколько раз выходил в другую комнату и держался за голову руками так, как будто сам не мог смотреть на эту картину. Затем ее вывели в другую комнату в одной нижней рубашке. Вид у нее был измученный, ноги и таз посинели от ударов.

Держала она себя мужественно, гордо, отвечала на их вопросы резко.

Во время порки в дом приходили несколько сотен немцев, которые смотрели и смеялись.

После порки в 10 часов вечера из дома гр. Ворониной ее, босую, со связанными руками, в одной нижней рубашке, по снегу повели в дом гр. Кулик В. А., где жили 25 немцев. Войдя в дом, немцы закричали: „Матка! Поймали партизана“. Ее посадили на скамейку. Она стонала от боли. Губы у нее были черные, запекшиеся от жара, лицо вздутое, лоб разбит. Она попросила пить. Вместо воды один из немцев поднес ей под подбородок горящую керосиновую лампу без стекла и сжег ей подбородок.

Посидев полчаса, немцы потащили ее в нижней рубашке и босиком на мороз. Водили ее босую и раздетую на морозе минут 20. Затем привели обратно в дом, через 10–15 минут опять повели на мороз, затем опять привели в дом.

Так продолжалось с десяти часов вечера до двух часов ночи. Все это делал 19-летний немец, приставленный к ней. В два часа ночи этого немца сменил другой, которого приставил к ней офицер. Этот немец положил ее на скамейку спать. Немного полежав, она по-немецки попросила у него развязать ей руки. Он развязал ей руки. Она уснула и спала три часа. В 7 часов утра к ней подошла хозяйка дома Кулик П. Я., которой удалось с ней немного поговорить.

Вот о чем она с ней говорила. Хозяйка спросила: „Откуда ты?“ Она ответила: „Московская“. — „Как тебя зовут?“ Она промолчала. „Где твои родители?“ Она промолчала… Затем она посоветовала хозяйке уходить из деревни от немцев… В заключение она сказала: „Победа все равно за нами.