И Бизонтен был счастлив, он чувствовал, что мало-помалу и ребятишки, и Пьер, и Клодия, и даже Мари поддались очарованию озера, беспрерывно меняющегося, ни на минуту не остающегося спокойным. Все они, как и сам он, зорко следили за нравом озера, за этим неустанным движением, вовлекающим даже Савойские Альпы с их еще снежными вершинами, которые, казалось, то приближались, то уходили вдаль, покорные этому вечному дыханию вод.

Часто они вспоминали о Блонделе и Ортанс, но новостей от них все еще не было. А потом как-то ночью, когда туман пал на город, тяжко придавив его своим безмолвием, их разбудил лай Шакала. Бизонтен вскочил на ноги. Там, внизу, кто-то свирепо тряс дверь. Он поспешно спустился вниз, схватив в охапку свою одежду.

— Кто там?

— Ты Бизонтен Доблестный?

— Я.

— Тогда отворяй. Я от Блонделя.

Мари тоже поднялась и, приводя себя в порядок, крикнула:

— Я сейчас спущусь.

Бизонтен зажег свечу, и перед ним возник человек в синих потертых штанах, в серой залатанной рубахе и в желтом плаще, плотно набитые карманы плаща хлопали его по ляжкам. Был он невысок ростом, но широк в плечах и плотно сбит, с огромными загорелыми ручищами, сплошь заросшими густой черной шерстью, что невольно сразу же бросалось в глаза. Лицо его тоже было такого же темно-коричневого цвета, как и руки, был он бородат и черноволос. Голос у него был хрипловатый и густой, под стать всему его облику.

— Надеюсь, ваш пес не перебудит весь город, — проворчал он.

Бизонтен прислушался. Какая-то собака у пристани отозвалась на лай Шакала, но кругом все было тихо. Он хотел было запереть дверь, но незнакомец приказал:

— Не надо. Иди за мной.

Чувствовалось, что незнакомец разгорячился от быстрой ходьбы и тяжело дышит.

— Куда идти? — спросил Бизонтен.

— На берег. Я вам кое-чего привез.

— Сейчас возьму фонарь.

— Нет. Не надо света.

Не раздумывая долго, Бизонтен последовал за незнакомцем. Туман по-прежнему стоял плотной завесой, но сквозь нее просачивался молочно-белый свет, предвестник луны, щедро разливавшей свое сияние там, в высоте. Они пересекли мощеную пристань, спустились на песчаный берег, усеянный галькой. Незнакомец поднял с земли канат и с силой потянул на себя. Бизонтен различал темную громаду лодки, медленно продвигавшейся к берегу. Нос ее врезался в прибрежный песок, и как раз в эту минуту до него донесся всхлип, замолк на минуту, потом перешел в плач.

— Скорее, — шепнул незнакомец. — Надо действовать быстро, а то они начнут хором вопить.

Бизонтен все еще не мог прийти в себя от изумления, он уже окончательно ничего не понимал. Он взял хныкавшего младенца и потихоньку стал укачивать его.

— А двух не удержишь? — спросил незнакомец, передавая ему второго младенца, к счастью спавшего крепким сном. — Иди вперед, а я за тобой.

Он вынул из барки большую корзину и ловким движением приладил ее себе на голову. Левой рукой он придерживал эту шаткую ношу, а в правой тащил огромной тюк Так они добрались до дома, и, когда незнакомец поставил на пол корзину, Бизонтен увидел в ней еще трех спящих младенцев.

— Дрыхнут, что твои сурки, — усмехнулся незнакомец. — Надо прямо сказать: чтобы они у меня не голосили по дороге, я перед отъездом напоил их молоком, и, хотя молока они уже давненько не видывали, я для верности туда виноградных выжимок еще подбавил.

Бизонтен по-прежнему укачивал на руках того, первого, что плакал. Незнакомец провел своей мохнатой лапищей по вспотевшему лбу и добавил:

— С этими особой заботы у вас не будет, с этой пятеркой-то, их уже от груди отняли. А вот в прошлый раз мне навязали тройку чуть ли не новорожденных.