Я-то помню это слово в слово, будто это было сегодня.
Повернувшись к Мари, Пьер спросил:
— И ты, ты бы сделала это? Убила бы ее младенца?
Мари опустила глаза и отрицательно покачала головой, а Бизонтен произнес:
— Я о ней думал, а не о нас. Подумаешь, страшное дело, еще одного ребеночка вырастить. Но она-то, что она скажет людям, когда они спросят ее, кто отец ее ребенка? Что она ответит своему сынку или дочке, когда в один прекрасный день ребенок ее спросит, кто его отец?
Пьер прерывисто вздохнул раз, другой, потом лицо его залилось краской и он проговорил не своим обычным, а как бы идущим откуда-то издалека голосом:
— Если она захочет… пусть скажет, что это я.
Он весь так и застыл. Потом краска стыда схлынула с его лица, он, казалось, сумел преодолеть этот стыд и вновь поднял на них свои красивые, прозрачно-чистые глаза и решительно вышел из комнаты.
Бизонтен взглянул на Мари.
— Подлость я сказал. Теперь он будет на меня сердиться…
— Нет, не будет. Я-то его, уж поверь, хорошо знаю. Он редко из себя выходит, и, когда на него накатит, сам первый потом жалеет. Только не говори с ним об этом. Сделай вид, будто ты и не заметил, что он так рассердился. И потом, ты же сам знаешь, что с тобой все всегда кончается смехом.
Когда Пьер вернулся вместе с Клодией, которую он держал за руку, все были охвачены смущением. Клодия подняла на них свои черные глаза, в которых зажглась тревога. Пьер не знал, на кого и глядеть. Он стоял неподвижно рядом с Клодией и неловко держал ее за руку. И бросал отчаянные взгляды на Мари, взывая к ее помощи. Но Мари, растерявшаяся не меньше брата, тоже не спускала с него глаз, потом посмотрела на Клодию, посмотрела на Бизонтена, которого от всей этой молчаливой сцены разбирал смех.
В комнату вбежал Жан и с порога крикнул:
— Зачем вы позвали Клодию? Она же нам нужна. Мы там реку роем, а у фонтана будет озеро.
— Оставь-ка нас на минуточку, — сказал Бизонтен, — потом мы все пойдем вам поможем.
Жан выскочил из комнаты все с тем же криком и объяснил детям, что сюда к ним сейчас придет Бизонтен. Они переждали, пока радостные возгласы ребятишек смолкнут. Взрослым стало полегче на душе. Пьер снова обвел глазами своих собеседников, но, так как они молчали, набравшись духу, решился наконец обратиться к сестре:
— Объясни хоть ты ей, Мари.
Мари растерялась. Она в свою очередь вскинула на Бизонтена умоляющий взгляд, и тот пришел ей на помощь:
— Тут и объяснять нечего. Нужно только спросить Клодию, согласна ли она или нет. Пьер совершенно прав. Лучше всего было бы тебе с ней поговорить.
Мари не сразу решилась, снова обвела всех взглядом, наконец с трудом выдавила из себя:
— Клодия, ты ведь знаешь, что у тебя будет ребеночек. Знаешь ведь, да? Ты его носишь под сердцем. Ты ведь его уже чувствуешь, ты мне сама об этом говорила, правда ведь?
Клодия несколько раз утвердительно кивнула.
— А теперь скажи мне, — продолжала Мари, — ты хотела бы, чтобы Пьер стал папой этого ребеночка?.. Хочешь, чтобы он стал твоим мужем? Понимаешь, что ты будешь с ним как мы с Бизонтеном?
Клодия подняла на Пьера хмурый взгляд, но глаза ее тут же осветила радость. Она ответила улыбкой на улыбку Пьера, потом, все так же улыбаясь, обратилась к Мари:
— Да, да! Очень хотела бы.
— Значит, ты довольна? — спросила Мари.
— О да! — ответила Клодия.
И вдруг, отняв свою руку, которую держал Пьер, она бросилась к Мари и поцеловала ее.
— Милочка ты моя, — умилилась Мари, — но сначала нужно Пьера поцеловать.
Поцеловав Пьера, Клодия заявила:
— И Бизонтена тоже. |