Дик почувствовал себя несчастным. Одурачить английского офицера не безделица, и этот случай напомнил, что все могло бы быть совсем иначе, чем было.

Пообедав вместе с Диком, Георгий отправился за мулами, а Дик остался сидеть один в тени под навесом, опустив голову на руки. Перед его плотно закрытыми глазами мелькало лицо Мэзи, смеющееся, с закрытыми губами. Кругом стоял шум и суета. Он испугался и чуть было не стал звать Георгия.

— Я вас спрашиваю, готовы ли для посадки ваши мулы? — раздался у него за плечом голос молодого офицера.

— Мой слуга отправился за ними. Дело в том, что у меня болят глаза, и я почти ничего не вижу.

— Скверная штука! Вам бы следовало лечь на некоторое время в госпиталь. У меня тоже было воспаление глаз, это почти так же ужасно, как быть слепым.

— Мне тоже так кажется. А когда отходит бронированный поезд?

— В шесть часов вечера. Он идет целый час эти семь миль.

— И случаются нападения?

— Да, раза три в неделю. Я являюсь начальником этого ночного поезда сегодня.

— Большой, я думаю, лагерь у Танаи?

— Порядочный. Он должен снабжать продовольствием наш отряд, сражающийся в пустыне.

— А далеко он сейчас от лагеря?

— В тридцати или сорока милях, я полагаю, в чертовски безводной местности.

— А между Танаи и нашими войсками все спокойно?

— Более или менее. Я бы не желал отправиться туда один или с какой-нибудь полуротой; но наши разведчики каким-то непонятным образом пробираются благополучно.

— Это они всегда умели.

— А разве вы уже раньше бывали здесь?

— Я участвовал в большинстве схваток, когда война эта только началась.

«Был в рядах армии и затем исключен и отрешен от должности», — мелькнула в голове офицера мысль, и он воздержался от всяких дальнейших вопросов.

— Вот и ваш человек с мулами. Как-то странно видеть…

— Что я занимаюсь поставкой мулов? — докончил Дик.

— Да, хотя я не хотел этого сказать, конечно. Простите, Бога ради, это, конечно, непростительная дерзость с моей стороны, но, судя по вашему разговору, вы человек образованный, это сразу видно.

— Да, совершенно верно.

— Я отнюдь не хотел обидеть вас, вы понимаете, но вы, мне кажется, в несколько затруднительном положении, не так ли? Я давеча застал вас таким удрученным. Вы сидели, закрыв лицо руками, и вот почему я решился заговорить с вами об этом.

— Благодарю вас. Я действительно совершенно надломлен, хуже того даже и быть не может.

— Позвольте мне, как человеку, равному вам по положению, как-нибудь выручить вас, предложить вам… конечно, взаймы…

— Право, вы очень добры, но денег у меня более чем достаточно… Однако вы могли бы оказать мне громадную услугу, за которую я был бы вам бесконечно благодарен. Разрешите мне ехать на артиллерийской платформе поезда. Ведь у вас есть передняя и задняя платформы, не правда ли?

— Да. Почему вы это знаете?

— Я уже не раз ездил с бронированными поездами, и я прошу вас, дайте мне увидеть или, вернее, услышать эту потеху… Я буду вам за это глубоко признателен. Я еду на собственный риск и страх, как несражающийся доброволец.

Офицер с минуту подумал и согласился.

— Хорошо, — сказал он. — Надеюсь, что меня за это никто не привлечет к ответственности.

Тем временем Георгий и кучка крикливых и суетливых добровольных помощников-любителей загоняли мулов в конские вагоны узкоколейного бронированного поезда, походившего на длинный металлический гроб.