– Это он мне купил, – сказала Саманта, держа в руках кружевные трусики и лифчик, первый его подарок. – Но доказать я это не могу. Наверное, я его выкину.

– Лучше отдай мне, – заметила Лаура.

Затем Курт вытащил черный пластиковый пакет из мусорного ведра в кухне.

– Нечего туда заглядывать, – запротестовала Саманта. – Здесь мусор за последние пару дней, а Педжета здесь уже сто лет не было.

– Может быть, ты только недавно выкинула то, что осталось от него… Я не знаю, спичечная этикетка с номером твоего любимого секс-шопа, его трусы, которые ты использовала вместо тряпки… Мы решили обыскать всё.

– Ты прав, все правильно, – ответила Саманта, хотя она начинала терять интерес к этому очевидно безнадежному делу. Затем она вдруг заглянула в пустое мусорное ведро, в это не самое приятное место, обычно закрытое мешком для мусора; в большинстве кухонь это означает, что туда из дырявого пакета вывалилась пара грязных салфеток, плавающих в вонючем морковном соке.

Но в мусорном ведре Саманты ничего подобного не было. Она выбрасывала мешок задолго до того, как он мог лопнуть или начать протекать. Под мусорным пакетом в ведре Саманты никогда не было никаких грязных салфеток. Оно было безупречно.

Но не совсем. На дне Саманта увидела два крошечных комочка. Два смятых клочка бумаги, скрученные в крошечные шарики не больше горошины. Один, бледно-желтый, был чек из кассового аппарата, а другой – белоснежный, кипенно-белый – бланк оплаты из «Свитч».

Комната кабинета министров, Даунинг-стрит, 10

Кабинет министров обсуждал, как лучше распорядиться грядущим золотым дождем, который обязательно принесет легализация наркотиков. Даже если десятки миллиардов фунтов отложить на нужды больниц на тот маловероятный случай, если количество наркоманов сильно возрастет, все равно останутся еще бесчисленные миллиарды фунтов.

– Полиция будет купаться в деньгах, – ухмыльнулся министр внутренних дел. – Нам еще сто лет не придется агитировать их перед выборами. То же касается таможни и акцизного управления.

– Если мы с этого поимеем столько же, сколько с сигарет, – торжествовал министр здравоохранения, – ровно через год у меня будет двадцать новых больниц.

– И новых школ! – добавил министр образования.

– Новое поколение боевых самолетов и достойные ракеты среднего действия, – сказал министр обороны.

– Бюджет на непредвиденные расходы, которого не нужно будет стыдиться, – добавил министр иностранных дел.

– Снижение налогов. Снижение налогов. Снижение налогов! – гремел канцлер казначейства. – Зачем улучшать людям жизнь, если чертовы тори вернутся к власти и станут пожинать плоды.

Именно в этот момент без предупреждения вошел Чарли Ансборо, подошел прямо к премьер-министру и, не говоря ни слова, положил перед ним фотографию.

– Что это, Чарли? – спросил премьер, разозленный столь беспардонным вмешательством.

– Спросите-этого-ублюдка-который-сидит-вон-там, – ответил Ансборо, истекая презрением и указывая пальцем на Питера Педжета.

Премьер передвинул фотографию к Питеру. Питеру хватило одного взгляда, чтобы понять, что это такое. Он сразу узнал крошечную родинку рядом с пупком. Он целовал эту маленькую отметину много раз. На снимке был животик его бывшей любовницы.

Со сверкающим бриллиантом в пупке.

Питер Педжет не мог ответить. Он лишился дара речи.

– Ну? – снова спросил премьер-министр. – И что это такое?

– Я скажу вам, что это такое, – сказал Ансборо.