Иных людей легче убить, чем превратить в животных — в тот раз она страшно испугалась за Симу: беги от него как можно быстрее, он тебя убьет!.. Это теперь она знает, что никогда нельзя знать, что кого убьет, а что спасет — вот лежит же она теперь в голом виде на обозрение всей сети…

О, надо пошарить в Интернете, там людям притворяться вроде бы незачем, все равно никто не видит. Люди свободны там, где за выдумки ничего не платят. Она давно заглядывала в сети для разных справочных дел и снова убедилась, что от мира, где людям не требуется притворяться, лучше держаться подальше, — слишком уж много там было хамства и вранья. Но ведь там, где можно не стесняться своего безобразия, быть может, кто-то не постесняется и своей красоты? Хотя бы своих представлений о красоте, а психология и должна заниматься тем, что людям кажется.

Она долго блуждала по сетевым просторам. Там оказалось куда больше советов, как ладить со свекровью или готовить салат, и вообще сетевых женщин гораздо больше интересовало здоровье, чем красота. Однако наткнулась она и на целое «Древо

красоты», разросшееся пышными ветвями «Макияж», «Маникюр», «Прически»,

«Диеты», «Ароматы», «Уход за собой».

Последнюю ветвь вполне можно было считать корневищем древа. А значит, оно и не имело отношения к красоте, ибо красота заставляет не ухаживать за собой, а забыть о себе. Красота свободна от всего земного.

Но набрела она и на урочище, где народ охотился за аплодисментами. Там можно было выступить с любым номером, блеснуть эрудицией или задницей, автомобилем или турпоездкой, кулинарным или художественным вкусом, и первый чаще всего подкреплялся фотографией роскошного блюда, а второй — фотографией цветов или картинами лесов, полей и рек или озер. В них тоже в основном царила тишь, гладь и благодать.

Больше всех шлепков получали женские задницы, за ними шли блюда, автомобилям тоже кое-что перепадало («мерседесы» и «тойоты» унося по сонным волнам…), умникам доставалось два-три жидких хлопка.

Однако Юля невольно задерживалась на закатах — то кроваво-рубиновых, то нежно-розовых, как первый румянец на яблочке, но это была воистину неземная красота, ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Однако тревожное замирание в груди тут же заставляло ее улизнуть поскорее от этих щелочек в безмерность, которую не в силах вместить крошечное людское воображеньице. Ей требовалась красота человеческой, а лучше женской жизни, — такая красота ускользнула из сети, пришел невод с травою морскою.

Она не представляла, где размещаются эти охотники за аплодисментами и существуют ли они вообще. В электронной почте ей попадалось на глаза загадочное предложение «запомнить в облако»; Егор пытался ей объяснить, что это такое, но ей сразу же надоело: серверы, юзеры… Ей было интереснее воображать этих юзеров окутанными бескрайним облаком, в которое можно в нужном месте подуть, и откроется дверка с картинкой, — ею хозяин облачной норки хочет что-то о себе сообщить, какой он мечтательный или суровый, красивый или намеренно безобразный, есть и такие гордецы: не желаю, мол, для вас наряжаться, лопайте, что дают, или валите отсюда, с ними заговаривать, хватает ли им в жизни красоты, бесполезно, они уже ответили: для себя я всякий красив, а кому не нравится, идите на все четыре буквы. Есть и такие самовосхищенные, что купаются в красоте с утра до вечера и даже ночью снятся себе очаровательными кошечками или надменными львами. Но вот это явно человек серьезный, выпускник Академии художеств, темные очки, трагический бодлеровский рот…

— Скажите, пожалуйста, вас не посещает чувство, что нашей жизни недостает красоты?

— Какая может быть красота после того погрома, который евреи учинили над русской культурой?! Вы сами, случайно, не из них?!

Может быть, что-то скажет дама, представившая себя мелкими белыми цветочками? Нет, очень уж они мясистые, прямо попкорн.