– Ну, разумеется, им не очень хочется, чтобы мир узнал, как именно они воевали с фашистами, – скривился Вышинский. – Так что не чувствуйте там себя мальчиком для битья, товарищ Руденко. За вами Советский Союз. Не забывайте об этом ни на секунду.

– Я только боюсь, товарищ Вышинский, что американский обвинитель Джексон не захочет откладывать начало процесса, – осторожно стоял на своем Руденко. – Он рвется в бой.

– Он бы так рвался в бой, когда речь шла об открытии второго фронта. Сколько они с ним тянули? Годы! Ничего – потерпит. А вы, товарищ Руденко, останетесь пока в Москве. Мы объявим, что вы больны. А ваш заместитель в Нюрнберге пусть добивается отсрочки начала. И пусть попробуют начать без нас!.. Все на сегодня?

Голову поднял грузный генерал Кобулов, заместитель наркома внутренних дел:

– Тут вот какое дело. Наши люди, которые сейчас находятся в Нюрнберге, сообщают о вызывающем поведении обвиняемых на допросах… Геринг, Йодль, Кейтель и другие держат себя при допросах агрессивно. В их ответах часто слышатся антисоветские выпады, а наш следователь Александров слабо парирует их вылазки.

– Попробовали бы они у меня на допросе совершить вылазку! – дернул щекой Вышинский. – Товарищ Руденко, доведите до сведения наших следователей, что они должны, где это надо, срезать обвиняемого. Решительно пресекать антисоветские выпады. В самой жесткой форме, самым решительным образом. Если этот следователь… Александров не может вести допросы, давайте его отзовем. Пусть он жуликов или карманников допрашивает, если Геринга боится!

Филин прокашлялся.

– Разрешите…

– Что еще? – недовольно поморщился Вышинский. – Тут все очевидно.

– Я хотел бы внести некоторую ясность, – мягко, но настойчиво сказал Филин. – Эту информацию из Нюрнберга прислал полковник Косачев из специальной бригады Главного управления контрразведки «СМЕРШ»…

– А вы откуда знаете! – грубо перебив его, взвился Кобулов. – Вы что, следите за нашими людьми?

– Нет, мы за вашими людьми не следим, просто полковник Косачев в пьяном виде сам рассказывал, что написал на Александрова донесение в Москву, после которого ему одна дорога – на Колыму…

– А чем ему этот Александров не угодил? – заинтересовался Вышинский.

– Дело в том, что полковник Косачев сожительствует с молодой переводчицей. Об этом знает вся советская делегация. Александров пытался поговорить с полковником…

– Еще нам не хватало на Комиссии Политбюро разбираться, кто с кем сожительствует? – перебил его Кобулов.

– Дело не в этом, – невозмутимо сказал Филин. – Дело в том, что следователь Александров написал в Комиссию объяснительную записку после угроз полковника Косачева. И попросил меня довести ее до сведения Комиссии.

– Да? – заинтересовался Вышинский. – И что же он там пишет?

– Разрешите зачитать?

Филин снова прокашлялся и ровным голосом прочитал:

– «В связи с поступившими сведениями о том, что будто бы во время производившихся мною в Нюрнберге допросов обвиняемых по делу о главных военных преступниках с их стороны были сделаны выпады против СССР и лично против меня, докладываю следующее. Первое. На допросах, кроме меня, присутствовали полковник юстиции Розенблит и, как правило, полковник юстиции Покровский, эксперт-переводчик Ребров.

Второе. Никаких выпадов против СССР и лично против меня ни со стороны допрошенных обвиняемых, ни со стороны допрошенных свидетелей сделано не было.