– Ничего хорошего, Николай Петрович.

Покойный император Петр Федорович был сыном герцога Голштинско-Готторпского Карла-Фридриха и родным внуком императора Петра Великого. При крещении он получил имя Карл-Петер-Ульрих. Голштинию он любил, провел там все детство, собирался править этим маленьким, но удачно расположенным государством, однако династические дела в России сложились столь занимательно, что его вытребовала к себе родная тетка, императрица Елизавета, чтобы сделать своим наследником и, когда Господь призовет ее, русским царем.

Племянник же никак не желал считать себя русским – он был немцем и старался окружать себя немцами. Дошло до того, что образовалась маленькая немецкая армия, хотя в нее попало немало и русских – пехотный полк Нарышкина составили из русских служителей Ораниенбаумского дворца, придворных охотников и местных обывателей. Среди голштинцев хватало также лифляндцев и малороссов. Были у великого князя Петра Федоровича свои кирасиры, свои пехотинцы и гусары, среди которых можно было встретить даже калмыков, персов и сербов. Построил он и свою крошечную, почти игрушечную крепостцу – Петерштадт, для отработки маневров и натуральной игры в солдатики, с торжественной сменой караула и дотошным исполнением ружейных приемов.

Взойдя в 1762 году на престол, государыня Екатерина избавилась от «голштинского отряда», справедливо считая, что он еще долго будет верен низложенному супругу. Тех, кого сочли «природными голштинцами», отправили вместе с генералом Шильдом в их отечество морем, лифляндцев и малороссов – в Лифляндию и Малороссию, а русским выдали новые паспорта и определили тех, кто желал служить государыне, в армию с теми же чинами. Несколько голштинцев, штаб-офицеров и обер-офицеров, изъявили желание служить в столице или поблизости, причем за чинами не гнались, и государыня их просьбы удовлетворила.

Было еще несколько сотен человек, прибывших на купеческих кораблях уже после того, как вызвавший их к себе Петр был заперт в Ропше и там скончался. Этим попросту велели поворачивать оглобли.

Но кое-кто упрямо не желал признавать поражения, остался в России, затаился и сделал ставку на юного Павла Петровича. Чем старше становился сын покойного императора, чем острее делались противоречия между ним и матерью, тем более расцветали надежды неугомонных голштинцев. Когда же начался пугачевский бунт, они поверили в то, во что страстно желали верить, – что император Петр спасся и идет с войском возвращать себе трон и корону.

Уже невозможно было узнать, кто из голштинцев выкрал знамя драгунского полка Дельвига и, собрав несколько приятелей, отправился с ними в оренбургские степи – воевать на стороне мнимого Петра. Судьба этих людей тоже была туманна – о некоторых узнали, что они погибли, а знамя обнаружили в пугачевском обозе. Развевалось ли оно во время атак – никто сказать не умел. Оказалось, покойнички, где-то отсидевшись, вылезают на свет Божий…

Архаров, вместе с князем Волконским готовивший Москву к обороне от возможного нападения самозванца, знал – тут хватает недовольных, которые из одного лишь желания насолить государыне способны поддержать не только Пугачева, но и черта лысого. Знал он также, что в окружении Павла Петровича, в «малом дворе», постоянно рождаются опасные замыслы. Знал, что супруга великого князя, Наталья Алексеевна, в девичестве принцесса Гессен-Дармштадтская, не в ладах с государыней и мечтает поскорее взойти на трон, для чего и подзуживает постоянно нелюбимого мужа, чтобы добивался своих прав. Знал, что вокруг наследника вьют петли сомнительные персоны, связанные и с французским, и с английским, и чуть ли не с турецким двором.