«Сука! И откуда ж ты только взялся?! – Рефлекторно вбивая педали тормоза и сцепления в пол, Вострецов лишь теперь отчетливо расслышал дробный стук пулемета. Мелькнула дурацкая мысль: хорошо еще, что выцветший добела брезентовый тент не сняли… – Придурок, а что тебе тент? От пули закроет? Он не снайпер, ему тебя видеть не обязательно. Сейчас долбанет ракетой, и не останется от тебя даже куска горелого мяса! Что ж делать-то, а? Хоть бы лесок какой…»

Согласно инструкции, при авианалете следовало по команде «воздух!» произвести немедленное рассредоточение следующей в колонне техники, с максимальной эффективностью используя естественные укрытия вроде лесных массивов и неровностей рельефа; после чего личный состав должен покинуть занимаемые в движущемся транспорте места и рассыпаться на местности…»

Михаил вел джип в рваном ритме, то резко газуя, то притормаживая, по-раллийному накручивая баранку и бросая свой многострадальный «уазик» из стороны в сторону.

«Козлы! – в очередной раз ударяя по педали тормоза, сквозь зубы выругался прапорщик, чувствуя, как холодом стягивает кожу затылка и в груди волной поднимаются к самому горлу отчаяние и страх – как в детстве, когда, случалось, за ним гнался злющий громадный пес, живший в соседнем дворе и наводивший на всех мальчишек ужас, ничуть не меньший, чем внушала героям Конан Дойля легендарная собака Баскервилей. – Какие, к чертям собачьим, укрытия?! Кругом степь, ровная как стол – считай, ни кустика, ни холмика. И гонит он нас сейчас точно так же, как мы бегаем с тапком в руке за тараканами на кухне… Вот сейчас… Сейчас долбанет – и только брызги кровавые полетят…»

Вертолетное «тух-тух-тух» сместилось куда-то влево, и Вострецов резко выкрутил руль, заставляя джип тоже метнуться влево, – прапорщику казалось, что именно там он может попасть в глухую зону под брюхом вертолета и выгадать еще хотя бы несколько секунд драгоценной жизни.

Темное пятно грузовика, едва различимое в густом облаке пыли, вдруг вильнуло куда-то в сторону и в то же мгновение окуталось новым облаком – уже огненно-оранжевым пополам с черным. Звук взрыва Вострецов услышал долей мгновения позже. «Отбегался, кранты пацану! В бензобак попал… – Мозг как-то отстраненно, без особых эмоций фиксировал и комментировал происходящее. – Теперь моя очередь… Попробовать выпрыгнуть? Ну да, ты же у нас каскадер прославленный! На полном ходу сиганешь – и получишь мешок с костями… мелкими. Несколько пуль этому уроду сэкономишь… Ну, давай уже, сука! Хрена ли ты играешься?! Интересно тебе? А вот хрен! Уйду. Уйду-у! Эхма, на разворот пошел… А мы вот так!»

«Уазик», послушно реагируя на новый поворот рулевого колеса, заложил вираж, отбрасывая в сторону тучу пыли и едва не опрокидываясь набок, и рванулся в обратную сторону – туда, где еще дымилась догоравшая груда 131-го «ЗИЛа». Прапорщик решил, что если рядом нет ни лесочка, ни другого укрытия, то, возможно, останки грузовика смогут послужить таковым хоть в каком-то смысле – если выскочить из джипа и нырнуть под «ЗИЛ»… Если не сгоришь к чертовой маме, то призрачный шанс есть. Не будет же этот придурок до последнего патрона и до последней капли горючки гоняться за каким-то одиночкой…

До грузовика Вострецов не доехал самую малость – метров тридцать. Сначала был удар – словно по левому плечу и по голове со всего маху кто-то саданул увесистой дубиной. А потом вспышка – словно в голове тоже взорвался маленький бензобак, – и сразу за ней – темнота. Прапорщик всю свою жизнь очень боялся боли, но тут никакой боли он и не почувствовал – удар, и больше ничего…

2.