— Я все еще не понимаю, — сказал Леонард, изо всех сил стараясь не заорать.

— Свинья, ты, болван! Мы переносим наши грехи в физическое тело свиньи! — Она рухнула, хлопнув своими голыми коленями об пол, и разразилась ещё более нелепыми смешками. — И ты… ты… ты… съел ее!

Леонард ухмыльнулся.

— Хочешь сказать, что я съел все грехи Эпифанитов?

— Ну, нет, не только Эпифанитов. Грехи всего мира.

Интересно, но… Леонард не верил ни в сверхъестественное, ни в мистическое. Это была свинья, не так ли?

— Это же неправда, да? Я имею в виду, это просто символ, верно?

Эстер продолжала хрипло смеяться.

— Конечно, наверное.

— Тогда это, черт возьми, смешно!

Ей приходилось говорить с остановками, чтобы отдышаться.

— Просто ты полностью разрушил Покаяние! A… а… а… Солли даже не знает об этом! О, чувак, блядь, это здорово! Он думает, что свинья бегает где-то в лесу. А она, на самом деле, у тебя в желудке!

Леонард начал раздражаться.

— Хорошо, так в чем же проблема? Я съел свинью. В чем разница между тем, что я съел, или кто-то другой бы её съел? Разве ты не сказала, что вы собирались зарезать ее в конце фестиваля?

— Да, да! — хохотала она. — Но не есть. Мясо считается нечестивым! Это мирской сосуд греха! Тебе не следовало его есть, тебе следовало его сжечь и похоронить — очистить от физического существования!

Леонард не видел в этом ничего смешного.

— Просто скажи мне. Что-то не то случилось со свиньей? Как если бы она была больна или что-то в этом роде?

— Ну, нет, это была нормальная свинья.

Леонард ехидно кивнул.

— Да? Что ж, вчера я был нормальным парнем, но, поскольку я поел немного этой свинины, я заметил… некоторые изменения в себе.

Трепещущий смех Эстер застыл.

— Какие изменения? — спросила она голосом, который внезапно прозвучал очень серьезно.

— Ну, я заметил некоторые изменения в моем поведении. — Правильно, ты получил их, Леонард, сказал он себе в сарказме. Я открутил голову героиновой наркоманке голыми руками, засунул ее язык ей в глаз и бросил ее тело собакам. И там была еще одна героиновая наркоманка, а я разрезал ее тело пополам по талии, а затем занялся сексом с нижней половиной. Ты считаешь эти изменения в поведении нормальны?

Вместо этого Леонард объяснил все попроще:

— Знаешь, я стал капризным, вспыльчивым, нетерпеливым. И еще кое-что. Я имею в виду, я думал, может это аллергия или что-то еще, но…

— Но, ЧТО?

Пауза. Oн поднял брови. Затем он справился с этим.

— Я позеленел.

Последовавшая за этим тишина обеспокоила его.

— Позвольте мне зажечь лампу, — пробормотала Эстер из темноты. Послышался слабый звон, потом вспыхнула спичка. Она зажгла фитиль шарообразной масляной лампы и увеличила свет.

Затем она осветила Леонарда.

— Мне неприятно тебе это говорить, — призналась она после долгого трудного взгляда. — Но ты не просто позеленел.

— О чем ты говоришь? — вытек из его горла мрачный вопрос. И ответ был таким же мрачным.

— Ты превратился в ебаного демона, — сказала она.

* * *

Моменты — а затем и последующие часы — казалось, увязли в переплетающихся щупальцах кошмара. Ужас перерос в самооткровение, которое затем переросло в еще больший ужас, пока все не стало тем же самым. Несомненно, это изменение — эта перестановка — последовала как прогрессирующее событие.