— Я все еще не понимаю, — сказал Леонард, изо всех сил стараясь не заорать.
— Свинья, ты, болван! Мы переносим наши грехи в физическое тело свиньи! — Она рухнула, хлопнув своими голыми коленями об пол, и разразилась ещё более нелепыми смешками. — И ты… ты… ты… съел ее!
Леонард ухмыльнулся.
— Хочешь сказать, что я съел все грехи Эпифанитов?
— Ну, нет, не только Эпифанитов. Грехи всего мира.
Интересно, но… Леонард не верил ни в сверхъестественное, ни в мистическое. Это была свинья, не так ли?
— Это же неправда, да? Я имею в виду, это просто символ, верно?
Эстер продолжала хрипло смеяться.
— Конечно, наверное.
— Тогда это, черт возьми, смешно!
Ей приходилось говорить с остановками, чтобы отдышаться.
— Просто ты полностью разрушил Покаяние! A… а… а… Солли даже не знает об этом! О, чувак, блядь, это здорово! Он думает, что свинья бегает где-то в лесу. А она, на самом деле, у тебя в желудке!
Леонард начал раздражаться.
— Хорошо, так в чем же проблема? Я съел свинью. В чем разница между тем, что я съел, или кто-то другой бы её съел? Разве ты не сказала, что вы собирались зарезать ее в конце фестиваля?
— Да, да! — хохотала она. — Но не есть. Мясо считается нечестивым! Это мирской сосуд греха! Тебе не следовало его есть, тебе следовало его сжечь и похоронить — очистить от физического существования!
Леонард не видел в этом ничего смешного.
— Просто скажи мне. Что-то не то случилось со свиньей? Как если бы она была больна или что-то в этом роде?
— Ну, нет, это была нормальная свинья.
Леонард ехидно кивнул.
— Да? Что ж, вчера я был нормальным парнем, но, поскольку я поел немного этой свинины, я заметил… некоторые изменения в себе.
Трепещущий смех Эстер застыл.
— Какие изменения? — спросила она голосом, который внезапно прозвучал очень серьезно.
— Ну, я заметил некоторые изменения в моем поведении. — Правильно, ты получил их, Леонард, сказал он себе в сарказме. Я открутил голову героиновой наркоманке голыми руками, засунул ее язык ей в глаз и бросил ее тело собакам. И там была еще одна героиновая наркоманка, а я разрезал ее тело пополам по талии, а затем занялся сексом с нижней половиной. Ты считаешь эти изменения в поведении нормальны?
Вместо этого Леонард объяснил все попроще:
— Знаешь, я стал капризным, вспыльчивым, нетерпеливым. И еще кое-что. Я имею в виду, я думал, может это аллергия или что-то еще, но…
— Но, ЧТО?
Пауза. Oн поднял брови. Затем он справился с этим.
— Я позеленел.
Последовавшая за этим тишина обеспокоила его.
— Позвольте мне зажечь лампу, — пробормотала Эстер из темноты. Послышался слабый звон, потом вспыхнула спичка. Она зажгла фитиль шарообразной масляной лампы и увеличила свет.
Затем она осветила Леонарда.
— Мне неприятно тебе это говорить, — призналась она после долгого трудного взгляда. — Но ты не просто позеленел.
— О чем ты говоришь? — вытек из его горла мрачный вопрос. И ответ был таким же мрачным.
— Ты превратился в ебаного демона, — сказала она.
* * *
Моменты — а затем и последующие часы — казалось, увязли в переплетающихся щупальцах кошмара. Ужас перерос в самооткровение, которое затем переросло в еще больший ужас, пока все не стало тем же самым. Несомненно, это изменение — эта перестановка — последовала как прогрессирующее событие. |